Боспорское царство эпохи Сарматской династии

Владимир Дмитриевич Блаватский. «Земледелие в античных государствах Северного Причерноморья». (Издательство Академии наук СССР, Москва, 1953 г.)

15. Вопросы организации труда и эффективности рабочей силы. Социальный состав производителей.

Боспорское царство эпохи Сарматской династии

Иные формы организации сельского хозяйства были в европейской части Боспорского государства. Чисто рабовладельческие сельскохозяйственные предприятия, видимо, можно считать засвидетельствованными в IV веке до н. э. упоминанием Демосфена о феодосийских эргатах. В дальнейшем количество рабов, покупных и военнопленных, на Боспоре, особенно в его европейской части, всё возрастало. Именно там число их было столь велико, что в условиях кризиса конца II веке до н. э. стало возможным восстание рабов под предводительством Савмака. Захват рабами Пантикапея и Феодосии, осуществлялся восставшими, которые находились не только внутри городов, но и вне их. Если это справедливо, то тогда в восстании участвовали не только рабы, трудившиеся в городских эргастериях или предназначенные к отправке на средиземноморские рынки, но также и рабы, труд которых использовался в сельском хозяйстве.

Судя по доступным данным, восстание Савмака ограничилось европейской частью Боспора и не перекинулось на другую сторону пролива. Это явление, как нам кажется, можно объяснить только тем обстоятельством, что в сельском хозяйстве азиатской части Боспора и во II веке до н. э. труд рабов, покупных или военнопленных, применялся более умеренно. А одни городские рабы, использовавшиеся в эргастериях, не были достаточно сильны для того, чтобы свергнуть своих господ.

Конец II и начало I вв. до н. э. был переломным периодом в истории Северного Причерноморья вообще и Боспора в частности. Ряд городов: Ольвия, Пантикапей, Танаис, вероятно Феодосия, а возможно, и другие города подверглись разрушению или разорению в это бурное время. В восстановлении и последующей жизни разгромленных северо-понтийских городов сыграли большую роль местные обитатели Северного Причерноморья, прежде всего сарматы, в немалом числе пополнившие население возрождавшихся городов. По видимому, особенно большое значение сарматы приобрели на Боспоре, во главе которого установилась сарматская династия Асандра — Аспурга.

Новые пришельцы приносили свои привычные формы хозяйственной жизни и свой бытовой уклад. Именно с этими явлениями может быть поставлена в связь роспись склепа Анфестерия, сына Гегесиппа, относящаяся к концу I века до н. э.—началу I века н. э., которая показывает нам быт жителей Пантикапея того времени. Знатный пантикапеец со своей семьей в сопровождении вооруженных слуг выезжает на лето в степь для занятия земледелием и выпаса скота. Таким образом, сельское хозяйство приобретает выездной характер. Однако едва ли это сопровождалось переходом к переложной системе землепользования. Гораздо более вероятно, что и в этих условиях продолжала сохраняться переменная система.

Другой особенностью сельского хозяйства того времени является необходимость ограждения используемой территории оборонительными сооружениями для защиты от нападений кочевников. Страбон, ссылаясь на Ипсикрата, сообщает, что Асандр отгородил перешеек Херсонеса у Меотиды (Азовское море). Это должно было обеспечить защиту от нападений кочевников на европейскую часть Боспора.

Возможно, несколько в более позднее время возник довольно обширный сельскохозяйственный укрепленный район Киммерика, расположенный у горы Опук, в южной части Керченского полуострова. В связи с этим следует упомянуть небольшое, сильно укрепленное военно-земледельческое поселение,— предполагаемый Илурат, около нынешней деревни Ивановки, к западу от Чурубашского озера, возникшее в I веке н. э.

Указанные изменения в организации сельского хозяйства были связаны с изменениями в социальном строе. Имеются данные, свидетельствующие о том, что рабский труд на Боспоре в первых веках нашей эры стал не рентабельным, и это повлекло за собой отпуск рабов на волю. До нас дошёл ряд боспорских надписей, представляющих собою манумиссии, т. е. акты об отпуске рабов на волю. Эти надписи исследованы недостаточно. Их трактовали главным образом как источник для изучения иудаизма в Северном Причерноморье, не придавая значения заключённым в них ценным сведениям о социальной истории Боспора.

Всего нам известно 14 боспорских манумиссий, которые мы перечислим, расположив их примерно в хронологическом порядке.

1. Фанагорийская манумиссия 16 года н. э., согласно которой Фодак, сын Пофона, посвятил Аполлону (?) своего вскормленника Дионисия.

2. Горгиппийская манумиссия 41 года н. э., согласно которой Пофос, сын Стратона, посвятил в молельне свою вскромленницу Хрису под попечением Зевса, Геи и Гелия. Посвящение богу всевышнему.
3. Пантикапейская манумиссия 57 года н. э., у которой не сохранилась нижняя часть, содержащая имя или имена освобождаемых рабов, а равно и наименования божества, которому их посвящают.
4. Горгиппийская манумиссия 59 года н. э., найденная близ станицы Ново-Михайловской около Джубги, дошла до нас в очень плохой сохранности. Связь этой надписи с иудейской синагогой хотя и допустима, но вызывает большие сомнения.
5. Фанагорийская манумиссия 79 года н. э., нижняя часть которой не сохранилась.
6. Пантикапейская надпись, возможно обломок манумиссии, в которой упоминается иудейская синагога.
7. Пантикапейская манумиссия 81 года н. э., согласно которой Хреста отпускает своего вскормленника (θρεπτός) Геракла с участием в опеке иудейской синагоги.
8. Пантикапейская манумиссия, согласно которой рабы, в том числе Герм, отпускаются на свободу с участием в опеке иудейской синагоги.
9. Горгиппийская манумиссия конца I века н. э., согласно которой отпускаемая должна быть под попечением Зевса, Геи и Гелия.

10. Пантикапейская манумиссия, согласно которой отпускаемый обязывается пребывать при молельне под опекой иудейской синагоги.
11. Горгиппийская манумиссия, времени Тиберия Юлия Савромата (93/4—123/4гг. н. э.), согласно которой Тимофей, сын Нимфагора, с сестрой Илидой отпускают вскормленницу Дорею. Посвящение богу всевышнему.

12. Найденная на хуторе Батарейке, около станицы Запорожской, манумиссия 105 года н. э., согласно которой Гликария, жена Аполлония, посвящает Зевсу и Гере (?) своего вскормленника Филодеспота.
13. Горгиппийская манумиссия II—III вв. н. э., от которой сохранилась только часть текста, сообщающая об отпущении на волю рабыни при условии, чтобы она оставалась при молельне.
14. Пантикапейская манумиссия времени Савромата III (229/30—232/3 гг. н. э.), согласно которой Хрест, сын Косса, и жена его Химата отпускают свою вскормленницу Фаллусу под попечением Зевса, Геи и Гелия.
Из этого перечисления видно, что боспорские манумиссия начинаются с 16 года н. э. С этого времени до 80-х годов I века н. э. нам известно пять манумиссий; четыре из них происходят из Азиатского Боспора, а одна из Пантикапея. Из этой группы манумиссий с иудейской синагогой может быть связана только одна, да и то под сомнением.
Ко второй группе надписей конца I — начала II вв. н. в. относятся семь манумиссий; четыре из них, найденные в Пантикапее, заключают упоминания об иудейской синагоге и, несомненно, связаны с прозелитизмом —  стремлением обратить других в свою веру. Три другие, происходящие из Азиатского Боспора, не имеют такого характера.
Наконец, следуют две манумиссий, II—III вв. н. э. Одна из них, пантикапейская, заключает упоминание о Зевсе, Гее и Гелие; в другой, горгиппийской, говорится о молельне, может быть иудейской.

Таким образом, из боспорских манумиссий лишь меньшая часть, происходящая только из Пантикапея, оказывается связанной с прозелитизмом. Упоминание об иудейской синагоге мы находим в манумиссиях № 6, 7, 8 и 10 нашего списка; в № 4 такое восстановление возможно, но вызывает сомнение. Что же; касается термина προσευχή — молельня, встречающегося в манумиссиях № 2 и 13, то во всяком случае в надписи № 2, он, несомненно, означает храм эллинского божества или героя, так как вольноотпущенница отдаётся под попечение Зевса, Геи и Гелия. О том, что эллинский храм могли именовать προσευχγ, писал еще В. В. Латышев («Заметки по греческой эпиграфике». И РАИ Μ К, 1, 1921, стр. 26 и сл.).

Составляющие большинство надписей манумиссий из Азиатского Боспора, за исключением одной, и притом сомнительной (№ 4), имеют чиста античный характер. Достойно внимания, что к числу этих надписей принадлежат самые ранние памятники, возникшие да 80-х годов I века н. э.
Это заставляет нас рассматривать перечисленные манумиссии как источник, в высшей степени важный для выяснения социально-экономических условий на Боспоре в первые века нашей эры.

Приведенные надписи позволяют предполагать, что на Боспоре, особенно в его азиатской части, уже с начала I века н. э. стали складываться такие условия, при которых применение рабского труда не всегда было целесообразно. Эта должно было повлечь за собой отпуск рабов на волю. О таком явлении, помимо манумиссий, говорят также и пантикапейские надгробные надписи. Возможно, на Боспоре уже в начале сарматской эпохи наметилось вытеснение рабского труда трудом зависимых землепашцев, довольно близких колонам, которые позднее стали основными производителями в сельском хозяйстве всего Средиземноморья.

Использование труда зависимых землепашцев, видимо, было привычной формой организации сельского хозяйства и для представителей местных племён, проникавших на Боспор в эпоху Сарматской династии.  Тацит, рассказывая в своих «Анналах» о событиях 49 года н. э., сообщает, что осажденные в Успе сираки предлагали выдать римлянам «servitii decern milia». Эти 10 000 сервициев вряд ли были подобны римским рабам. Скорее, они приближались к тем зависимым земледельцам меотам, о которых мы говорили выше, описывая Боспор во времена царя Левкона I и его ближайших преемников.

Зависимые земледельцы, имевшие сходное положение с хлебопашцами Северного Причерноморья, встречаются в это время и в пределах Римской империи. К ним следует отнести упомянутых в эпитафии Плавтия Сильвана Элиана переселённых в Мезию 100 000 обитателей задунайской области с женами и детьми. Весьма примечательно сообщение упомянутой эпитафии о том, что Плавтий Сильван первый собрал для римского народа с этой провинции хлебные припасы, преимущественно пшеницей.

Ценнейшим источником для изучения положения землепашцев в азиатской части Боспора середины II века н. э. является одна из фанагорийских надписей. В ней говорится, что в 448 году боспорской эры (=151 год н. э.) царь Тиберий Юлий Римиталк собрал и увеличил, восстановив в первоначальном виде, земли в Фианнеях и число пелатов. Некогда Литодор посвятил пелатов (πελάται) богине Афродите Апатуре, но с течением времени количество отпущенных пелатов уменьшились в числе. Упоминаемые в надписях пелаты (πελάται), посвящённые богине вместе с землями сначала Литодор и позднее Тиберий Юлий Римиталк, были земледельцами, сидевшими на прикреплённых к ним землям. Иначе нельзя понять совместное упоминание посвящаемых богине земель и пелатов. Положение этих зависимых земледельцев, видимо, было близко к тому, в котором находились колоны, также прикрепленные к своим участкам.

Это наблюдение позволяет предполагать, что в положении местных землепашцев на Азиатском Боспоре с IV века до н. э. до II века н. э. могли произойти некоторые изменения. Первоначально землепашцы, платя дань, сидели на земле своего племени, как оседлые обитатели земель своего племени; позднее положение землепашцев на этой земле приобрело характер прикрепления к земле, и было зафиксировано определенным юридическим актом.

Фанагорийская надпись 151 года н. э. представляет большой интерес, так как свидетельствует о важной роли храма богини Афродиты Апатуры, в организации сельского хозяйства Боспора. Кем был и когда жил упоминаемый в этой надписи Литодор, мы не знаем, однако вряд ли посвященные им земли и пелаты могли уменьшиться в очень быстрый срок, да и в надписи говорится, что это произошло с течением времени (χρόνωι). В силу этого трудно допустить, чтобы пожертвование Литодора храму богини Афродиты Апатуры произошло позднее I века н. э. Так можно считать установленным, что ещё в ранне-сарматскую эпоху боспорские храмы могли принимать участие в организации сельского хозяйства, используя для этого труд пелатов.

Пантикапейские манумиссии, возможно, указывают на то, что несколько позднее в конце I — начале II века н. э. было заведено храмовое хозяйство и иудейской синагогой.

Вернёмся к вопросу о землях в Фианнеях, упомянутых в фанагорийской надписи 151 году н. э. Очень убедительно предположение В. В. Латышева о том, что клеры, розданные боспорским царём Евмелом (310/9—304/3 гг. до н. э.), каллатийцам находились в Фианнеях. Далее мы показали, что размеры этого урочища невелики — около 5000 га. Поэтому оно, вероятно, было отдано 1000 каллатийских переселенцев полностью или почти полностью. К тому же и слова Диодора о разделении области (χωράν) следует скорее всего понимать в этом смысле. К сожалению, нам неизвестно, продолжали ли потомки каллатийских переселенцев сидеть на фианнейской земле и через четыре с лишним столетия после того, как её получили их предшественники. Если это имело место, то тогда на Боспоре возможен следующий исторический процесс: постепенное превращение ранее совершенно свободных владельцев небольших клеров в близких колонам пелатов.

Таким образом, намечается ещё один вывод. Если на Боспоре, представлявшем в эпоху ранних Спартокидов государство неоднородного характера, существовали различные формы организации сельского хозяйства, а именно применение труда свободных производителей, зависимых землепашцев и рабов, то в более монолитном по своей структуре Боспоре эпохи Сарматской династии намечается постепенное вытеснение рабского и свободного труда трудом пелатов, близких колонам. Этой развившейся в сарматскую эпоху системе организации сельского хозяйства в полной мере отвечают доступные нам сведения о наличии в это время на Боспоре крупного землевладения. О нём свидетельствуют только что рассмотренная надпись о храмовых землях в Фианнеях и ранее упоминавшаяся нами надпись, устанавливающая границы крупного земельного участка на западном берегу Керченского пролива.

Параллельно развитию труда пелатов, своего рода боспорских колонов, мы наблюдаем натурализацию хозяйства Боспора. Торговые связи Боспора с Малой Азией, ещё очень интенсивные в начале сарматской эпохи, падают к началу III века н. э. С этого времени почти все потребности обеспечиваются внутренним производством.
Далее отметим намечавшуюся еще в ранне-сарматскую эпоху русификацию городов. Раскопки последних лет показали наличие виноделен в боспорской столице Пантикапее в I веке до н. э.— II веке н. э., а крупных зерновых хозяйств в III—IV вв. н. э.

Хотя аналогичный процесс в позднеантичную эпоху, видимо, коснулся и греческой метрополии, как это видно из слов Плутарха, однако вряд ли можно сомневаться в том, что рустификация боспорских городов шла рука об руку с их сарматизацией, как две стороны одного и того же исторического процесса. Представители местных племён, нёсшие привычные им формы хозяйства и культуры, проникая в боспорские города, постепенно способствовали вытеснению форм хозяйственной жизни, свойственных античным полисам, где ремесло и торговля всегда играли очень большую роль. Аммиан Марцелин, писавший во второй половине IV веке н. э., говорит о Херсонесе — Таврическом полуострове, как об изобилующем греческими колониями, население которого занимается хлебопашеством и питается его продуктами.

Отмеченные нами рустификация и постепенная сарматизация городов, наряду с распространением труда пелатов в сельском хозяйстве Боспора эпохи Сарматской династии и особенно в III—IV вв. н. э., можно думать, определили унификацию, наблюдаемую в экономической и отчасти социальной и культурной жизни Боспора позднеантичного времени. В этом заключалось отличие позднего Боспора от многообразного и разнохарактерного по своей структуре государства ранних Спартокидов.

По сравнению с Боспором и Херсонесом, данные об организации труда и рабочей силе, применявшейся в сельском хозяйстве Ольвии, довольно скудны.
Естественнее всего предположить, что жители Ольвии — ольвиополиты, так же как и херсонесцы, пользовались трудом рабов. Об ольвийских рабах (servis), по всей видимости городских, упоминает Макробий, сообщая, что осажденные Зопирионом борисфениты освободили своих рабов.

Более важное для нас свидетельство заключается в знаменитом декрете в честь Протогена в III веке до н. э. Как известно, там описываются бедствия, обрушившиеся на Ольвию, после того как галаты и скиры заключили союз с целью напасть на этот город. К числу этих событий, по словам декрета, принадлежало и то, что «все решительно рабы (την οίκετείαν άπασαν) и пограничные миксэллины, числом не менее 1500, бывшие в предыдущую войну союзниками в городе, были совращены врагами», то есть рабы перешли на сторону врага.

Данное место декрета особо подчеркивает тяжёлое положение, в котором тогда находилась Ольвия, с тем чтобы оттенить заслуги Протогена. В декрете указывается количество перешедших к врагам миксэллинов — их было не менее 1500 человек; это представлялось ольвиополитам весьма значительным числом, о рабах же сказано только, что все они были совращены врагами. Это позволяет думать, что количество рабов у ольвиополитов было не очень большим, иначе авторы декрета, назвав такое число, не упустили бы случая ещё более сгустить мрачные краски и тем ещё более подчеркнуть благодеяния Протогена. Далее вряд ли можно считать случайностью, что ольвийские рабы названы в декрете η οικετεία (ойкетея — семейные)— наименование рабов, служившим домашней прислугой. Таким образом, нам представляется, что едва ли ольвиополиты располагали очень значительным количеством рабов во времена Протогенова декрета, т. е. в III веке до н. э. Ещё меньше оснований у нас утверждать, что в сельском хозяйстве Ольвии использовался труд сколько-нибудь значительного числа рабов. Это в полной мере отвечает и намеченным выше данным о весьма скромных размерах сельскохозяйственного района Ольвии.

Соседившие с Ольвией каллипиды, именуемые Геродотом эллинами-скифами (Ελληνες Σκύθαι) и, видимо, идентичные с миксэллинами (Μιξελληνες) Протогенова декрета не были подчинены ольвиополитам.

Таким образом, Ольвия представляется нам сравнительно небольшим полисом, большая часть населения которого обитала в стенах города, занимаясь торговлей и ремеслом. Судя по размерам города, число жителей в этом полисе было десять, самое большое пятнадцать тысяч.

Численность населения сельскохозяйственного района Ольвии вряд ли было более одной-двух тысяч человек. Отсутствие сколько-нибудь значительной сельскохозяйственной базы, находившейся в распоряжении Ольвии, приводило этот город к продовольственным затруднениям.  О продовольственных затруднениях и связанной с ними дороговизне хлеба красноречиво свидетельствует декрет в честь Протогена. Продовольственных затруднений не было на Боспоре, имеющем обширные пашни и многочисленных земледельцев, надёжно обеспечивающих хлебом всех жителей этого большого государства.

В отличие от Ольвии Херсонесское государство имело более значительный по размерам сельскохозяйственный район и, несомненно, большее количество производителей. Мы уже говорили, что на Гераклейском полуострове было около 6000 жителей, можно предполагать, что едва ли меньше народу было в сельскохозяйственных районах Керкинитиды и Прекрасной гавани.

В самом Херсонесе, судя по его размерам, равным 38 га, и количеству находившихся в городе жилых домов — примерно 1200, было 10 000— 15 000 обитателей. Численность населения других городов Таврии, подчинённых Херсонесу, составляла около 3 4000—7000 жителей.

По данным разведок П. Н. Шульца, площадь Керкинитиды равнялась 10 га, мы можем предполагать, что в городе проживало 3000—5000 жителей, а в Прекрасной гавани, занимавшей всего 4 га, могло быть 1200— 2000 человек. Таким образом, в городах, подчиненных Херсонесу, должно быть 4000—7000 жителей.

Общее число населения в Херсонесском государстве должно было составлять примерно 25 000—35 000 человек. Эта цифра объясняет различие, существовавшее между более слабой Ольвией, влачившей довольно жалкое существование в III—II вв. до н. э. и, наконец, разрушенной гетами, и более сильным Херсонесом, который оказался в состоянии гораздо дольше отстаивать свою независимость.

Херсонес обладал более значительным, чем Ольвия, сельскохозяйственным районом с довольно многочисленным населением, тем не менее и он, временами испытывал затруднения в снабжении города хлебом. Об этом свидетельствует гражданская присяга херсонесцев, в которой все граждане дают обязательство не вывозить и не продавать в ином месте, кроме Херсонеса, σΐτον άπό του πεδίου ά[πα]γώγιμον (т. е. хлеб, вывозимый с равнины). О гражданах, «стесненных недостатком хлеба» (σίτοπ τε θλειβορ[ένων]), говорится в одном херсонесском почётном декрете, вероятно, относящемся ко временам Тиберия (14—37 гг. н. э.).

Причину этих затруднений в снабжении хлебом Херсонеса следует видеть в том, что значительную часть его сельскохозяйственной территории, на Гераклейском полуострове, занимали виноградники. Припомним, что на хорошо известном нам клере у Круглой бухты несколько более половины земли (свыше 16,7 га) было отведено под виноградники и сады. Если даже все остальные угодья (площадью около 12 га) и были полностью отведены под пашню, то и тогда своего хлеба не хватило бы для прокормления постоянных обитателей клера. Необходимо принять во внимание, что засеиваться хлебом могла только половина пашни, а другая оставалась под паром или использовалась для культивирования бобовых растений. Даже если бы клер у Круглой бухты был исключением, и на других гераклейских клерах площади, отведенные под пашни, были гораздо больше, то и в таком случае хлебных излишков с Гераклейского полуострова едва хватило бы для пропитания только небольшой части населения Херсонеса. Это заставляет нас думать, что Херсонес снабжался хлебом из других мест, а именно, из сельскохозяйственных районов Керкинитиды и Прекрасной гавани.

Собранные материалы по земледелию античных государств в Северном Причерноморье позволили уточнить наши представления о примерных размерах и территории, а также и о количестве населения. Сопоставление этих цифр весьма показательно. Для ольвийского полиса мы можем предполагать число населения в 10 000—15 000 человек, для Херсонесского государства — 25 000—35 000 человек, для Боспорского государства — 150 000—200 000 человек. Эти числа, как нам представляется, в полной мере отвечают тем соотношениям сил, которые были между данными государствами почти на всем протяжении их истории.

* * *

Подведём итоги нашим наблюдениям над земледелием в античных государствах Северного Причерноморья.
Характерной особенностью земледелия северопонтийских государств является значительная роль труда местного населения. Свободные греки — пахари, подобные 1000 каллатийцев, переселившихся при боспорском царе Евмеле, имели несравненно меньшее значение, чем многочисленные земледельцы из числа местных жителей. В Северном Причерноморье, так же как и в Птолемеевском Египте, греческое население было сосредоточено в городах и в весьма ограниченной мере проникало в сельские районы.
В полном соответствии с этим, особое развитие земледелие получило не в Ольвии и даже не в Херсонесе, а в полумеотском Боспоре.
Пока в боспорских городах, и в Пантикапее, преобладали античные элементы, они были по преимуществу ремесленными и торговыми центрами в эпоху Спартокидов. Начиная примерно с I века до н. э., эти города стали подвергаться сарматизации, то параллельно ей начала развиваться и рустификация последних. Она сказалась в выездном земледелии и появлении зерновых хозяйств в самом Пантикапее.

Другой специфической чертой античного земледелия в Северном Причерноморье было то, что земледелие развивалось в укрепленных районах: на Керченском полуострове под защитой оборонительных валов или на Маячном полуострове, огороженном стеной с башнями. 

Разведки на Керченском полуострове, производившиеся автором настоящей работы в 1951 г., позволили установить следующее. Древний вал, который идёт от Узунларского озера к Азовскому морю, защищая с запада значительную часть Керченского полуострова, проведен таким образом, что под его охрану входят все долины, примыкающие к Керченскому проливу. Каждая из этих долин в древности была сельскохозяйственным районом, тяготевшим к ближайшему боспорскому городу: Мирмикию, Пантикапею, Дии-Тиритаке, Нимфею, Китею, Киммерику и другим. Надежная защита валов и рвов позволяла сельскому населению этих местностей жить и в не укрепленных поселениях — κώμαι (=комаи, комы — деревни).

Самые усадебные постройки, как показывают сооружения на Гераклейском полуострове и отчасти на Боспоре, представляли собой крепкие замки, служившие надежным укрытием их владельцам на случай внезапного нападения. Сельский рабовладелец на Северном Понте был всегда вооружен и всегда был готов отразить нападение. О необходимости постоянно носить оружие при сельскохозяйственных работах, говорит Овидий (Ovid. Trist., V, 10, 23—26). Особенно характерна роспись склепа Анфестерия в Пантикапее, относящаяся к концу I века до н. э.— началу I века н. э., где представлен выезд в степь знатного пантикапейца с вооруженными слугами, вероятно для обработки полей и выпаса скота .

Наконец, можно отметить и некоторые черты своеобразия в организации сельского хозяйства в различных городах Северного Причерноморья. В Херсонесе организация сельского хозяйства имело чисто рабовладельческие формы. Этим экономические основы Херсонесского государства резко отличались от хозяйства соседних с ним тавров, которые находились на значительно более примитивной стадии развития. В силу этого сколько-нибудь серьезного взаимодействия между Херсонесом и таврами, во всяком случае в сельском хозяйстве, не было и не могло быть.

Совершенно иную картину наблюдаем мы на Боспоре, где уже  при царе Левконе I, правившем в 389/8—349/8 гг. значительная часть земледельцев состояла из местных племён низовья Кубани. Положение зависимых землепашцев у племён, вошедших в состав Боспорского государства, едва ли существенным образом отличалось от положения пахарей у соседних с ними независимых племён. Нужно думать, что и у тех и у других племён в это время происходили похожие экономические и социальные процессы, да и культура их была довольно близка.

Н. В. Анфимов, специально исследовавший вопрос о земледелии у меото-сарматских племен Прикубанья, приходит к выводу, что плужное земледелие получило применение в бассейне Кубани еще в раннескифское время.

Земледельцы Боспора и земледельцы синдо-меотских и сарматских племён постоянно находились в тесных экономических взаимоотношениях с боспорскими с Пантикапеем и бругими боспорскими городами. О тесных экономических связях меотов с Боспором свидетельствуют многочисленные находки различных античных предметов в Среднем Принубанье, в том числе значительного количества пантикапейских монет, которые были обнаружены на Елисаветинском городище. Наконец, весьма примечательна отмеченная Страбоном изменчивость восточных границ Боспорского государства, обусловленная тем обстоятельством, что то одно, то другое племя отпадало от Боспора.

В силу этого между земледелием племён азиатской части Боспора и их восточных соседей не было и не могло быть сколько-нибудь существенного различия. Здесь было совершенно иное положение, чем в Херсонесском государстве, отделенном резкой гранью от тавров. Боспорское государство было полу-меотским, а в дальнейшем подверглось сарматизации.

Следует отметить, что социальный состав производителей в сельском хозяйстве Боспора, по имеющимся у нас данным, не был неизменным. Если в IV веке до н. э. мы наблюдаем наличие рабов, трудившихся в средних и мелких рабовладельческих хозяйствах свободных производителей и зависимых земледельцев, то в сарматскую эпоху намечается большее единообразие, вызванное увеличением роли близких колонам пелатов, труд которых постепенно вытесняет труд рабов.

Далее… Приложение 1. О бюджете Боспорского государства