«Вольготный поход» графа Левенгаупта

«Полтавское сражение». В.А. Артамонов.

ГЛАВА IV. ЗАРЯ ПОЛТАВСКОЙ ПОБЕДЫ.

4.2. «Вольготный поход» графа.

В то время, как главная армия короля собиралась поворачивать в Малороссию, вспомогательный корпус генерала  А.Л.Левенгаупта  ещё медленно шёл по  Белоруссии.

С апреля и до июня 1708 г. курляндское войско основательно  загрузило для королевской армии свои полковые повозки и 1300 фургонов  порохом, военными и санитарными припасами, сухарями и прочим продовольствием, достаточным для её 6-недельного содержания. Большие фургоны с цилиндрическими кузовами, крытыми парусиной или холстом, тянули парами  две-четыре лошади, на одной из которых сидел возница. Всё, что необходимо для ремонта — запасные колёса, подковы, упряжь, молотки и клещи, кадки с дёгтем – было забрано  у местного населения[1].

Предполагалось, что такая «подвижная база снабжения» поможет королю в конце-концов добраться до Москвы. Офицеры могли иметь от 1 до 4  повозок. Вопреки рекомендации Левенгаупта,  шведский король разрешил каждому полку  обеспечить самим себя на 12 недель похода[2]. В среднем допускалось иметь по две сотни фур на пехотный полк , но на марше почти весь командный состав оброс дополнительными повозками с награбленным добром в Литве и Белоруссии. Помимо этого к корпусу постепенно прилеплялись сотни телег маркитантов и евреев, надеявшихся погреть руки на продаже солдатам вина, водки, пива и табака. Их количество никто не учитывал. В целом обоз вырос до чудовищного размера — семи или восьми тысяч повозок. Он стал головной болью Левенгаупта и ограничил его действия как полководца. Рядовой состав и младшие офицеры, набранные в значительной мере из остзейских немцев, рассчитывали крупную поживу. Лейтенант Ф.Х.Вайе, например, начинал свои записки с такого откровения:

«Во имя Иисуса! Шведская армия под командованием светлейшего и могущественнейшего короля Карла XII поднялась в этом году к такой славе и расцвету, что никто не сомневался, что после побед над датским, польским и саксонским войском, она одержит триумф в Москве, тем более, что Его Королевское Величество всемилостивейше соблаговолил призвать к себе победоносное войско генерала Левенгаупта из Лифляндии. Этот поход любому [человеку] со здравым смыслом казался таким прибыльным, что каждый, имевший хоть каплю самолюбия, не стал бы упускать подвернувшийся случай достичь богатства и чести. Отказавшимся от этого пришлось бы ржаветь в гарнизонах, проводя свои лучшие годы за крепостными стенами Лифляндии»[3].

Часть старших офицеров-остзейцев[4] курляндской армии напротив, не хотела уходить от своих прибалтийских очагов на «край света».

«Невозможно вообразить, как тяжело мне пришлось при подготовке похода даже в июне от назойливости офицеров, которые хотели под разными предлогами уйти в отпуск и остаться. Дело дошло до того, что мне стали предлагать взятки…Даже в походе, пройдя много миль, офицеры… доставляли не меньше забот многочисленными письмами. Я оставлял их без ответа, но душевно мне было тяжело, так как до этого я ни с чем подобным не сталкивался» — возможно, преувеличивая свои трудности, писал о своём корпусе шведский граф[5].

Сам Левенгаупт тоже не стремился в дальний вояж. Как профессиональный военный он не мог не понимать, что марш короля на Москву заставляет Петра I отправить силы из Прибалтики к центру страны и, он сообщал Карлу XII , что русская угроза продолжает висеть над Эстляндией и Лифляндией и в случае его ухода «всё это пространство будет отдано на волю противника». До последнего момента генерал надеялся на отмену приказа своего повелителя. К своему полку, стоявшему в сотне километров к северу от Вильно, он прибыл только 28 июля. Он же совершил крупный просчёт — не набрал возниц, которых пришлось заменить почти полутора тысячами солдат. Колёса телег, конфискованных у крестьян, не были схвачены железными шинами и часто ломались. Трескались и оси повозок, не выдерживая  больших нагрузок.

В конце июня почти весь прибалтийский корпус  без генерала отправился  на восток —   8 тыс. пехоты, 2 тыс. кавалерии, 2,9 тыс. драгун с 16 чугунными пушками. Польско-литовские войска, связанные по рукам и ногам гражданской войной, не могли быть взяты в Русский поход. Для разведки и как переводчиков прихватили всего 50 поляков[6].

Рига осталась без солидного шведского прикрытия, но планировать нападение на неё было невозможно. Все русские силы стягивались для обороны. 21 июля 1708 г. Пётр I полагал, что шведский генерал, как и король, пойдёт к Смоленску и советовал Меншикову между Копысью и Витебском «поперек той дороги, где иттить» Левенгаупту, послать «лёгкую партию»[7].

Зная, что  путь на восток будет опустошаться противником, король в 1708 г. приказал воинству Левенгаупта  вдосталь  обеспечить себя фуражом, провиантом, телегами и стадами рогатого скота, конфискованными у жителей Литвы и Белоруссии. На белорусской земле главная армия короля пробыла 8 месяцев – с 26 января по 25 сентября, а корпус Левенгаупта 2 месяца — с 9 августа  до 30 сентября 1708 г. Уставная суточная норма питания шведского солдата была обильной. Она включала 850 г хлеба, 850 г мяса,  2,5 л пива, 200 г масла или сала, 1,5 литра гороха или другой крупы, соль, водку и табак[8]. Только мяса и хлеба 35-тысячная главная и 13-тысячная курляндская армии ежедневно должны были съедать по 32,3 тонны. 

Рацион петровской армии  составлял  811 г хлеба, 409,5 г мяса, крупы, 100 или 200 г водки и 2,5 л пива. Однако принудительное изъятие продовольствия в Белоруссии проходило с таким трудом, что шведам приходилось замедлять марш и неоднократно останавливаться. Широкая полоса на литовских и белорусских землях опустошалась «курляндцами». Они не имели права касаться своего «неприкосновенного запаса» и подчистую сгребали провиант и скот, подобно крымским татарам.

«Восточную эпопею» Левенгаупта можно разделить натрое: — «вольготный поход» от Курляндии — до Приднепровья (июль-сентябрь 1708 г.), катастрофа в Белоруссии (14 — 28 сентября 1708) и бегство на Гетманщину (29 сентября – 9 октября 1708 г.).

Летом 1708 г. вразброд и раздольно «курляндцы» шли за главной армией короля. Каждая часть рвалась вперед и на стороны, чтобы набрать как можно больше для себя. Литовское население разбегалось перед шведами. Левенгаупт мог ускорить движение корпуса, однако он не воспользовался властью и вину за своё промедление валил только на подчиненных.

«Все шастали из стороны в сторону, как цыгане… крестьяне бежали в леса со всем, что имели. Каждый начальник забирал всё, что мог. Грабежами и разорениями особенно отличались вольнонаёмные, нестроевые и прочая шальная публика, которая скрытно шныряла по сторонам, выдавая себя за сборщиков денег от разных полков. Многие хватали всё, что только могли загрести и учиняли разные беспорядки… Могу прямо сказать, что беспорядок при нашем следовании был… более скверным, чем отвратная дорога» [9].

Отношения между графом Левенгауптом и его строптивым помощником генерал-майором О.Б.Стакельбергом были напряжёнными и командный состав знал о распрях между генералами, доходившими до угроз жаловаться королю. Левенгаупт упрекал, что тот затягивает его в силки, подрывая доверие войск, жалел, что дал «пылкому» своевольнику много свободы и огорчался, что «завистники» (в их числе был и Стакельберг — так писала жена графа) донесли королю, что выколачиваются чрезмерные контрибуции[10].

Сама природа взбунтовалась против армий вторжения. Дороги стали почти непролазными из-за необычно сильных ливней, хлеставших почти ежедневно с конца мая до середины июля. Тяжело груженые фургоны с трудом перетаскивались через вздувшиеся водные потоки. Случалось, в каждом полку за день под крестьянскими телегами ломалось до сотни осей и колёс, не схваченными железными шинами. Когда корпус Левенгаупта 9 августа 1708 г. вступил на белорусскую землю и разразилась страшная буря с молниями и градом, валившая на землю людей и животных,  это было воспринято как предвестие беды в России.

Левенгаупт, не обнаружив 18 августа в Долгинове (почти в 90 км к северу от Минска) колонны Стакельберга, обеспокоился, что его разрозненные полки разбиты. Однако выяснилось, что строптивец удалился на 60 км к северо-востоку, чтобы «не околеть с голода» и даже не знал, где находятся его три-четыре полка[11]. Две недели генерал дал полкам для ремонта фургонных колес.

В это время  русское командование получало фантастичные сведения вперемежку с верными. В двадцатых числах  августа 1708 г. Головкин писал из лагеря  от  Дубровки,  что  посланные из Мстиславля  в Могилев  для проведывания о Левенгаупте евреи Марко Савельев и Юда Самойлов сообщили, что там находятся только шведские маркитанты и евреи, покупающие харч, но куда двигается этот шведский военачальник, никто не знал. На могилёвской почте им сказали, что Левенгаупт из Вильно вышел с 20 тыс. человек, и неизвестно к «которым местам забирает», к Полоцку или в другое место.  Стакельберг якобы из Гданьска пошёл с 12 тысячами французского войска (!)  в Польшу и уже вышел оттуда, но  есть ли при нём шведы – неясно[12].

Задержка в Долгинове и «экскурсия» Стакельберга к Двине заставили Петра I предположить, что Левенгаупт «поворочен» к этой реке. Боуру  послали совет подойти к Орше и «иметь подвиги» против  шведского генерала, когда тот станет «чинить диверсии», либо пойдёт к Полоцку, или продолжит путь к королю.  Даже партиями в 200 коней не удавалось добыть достоверные данные и Пётр указывал проводить глубокую разведку силами трёх и более  полков. Только 23 августа царь уверился, что  граф направился к Карлу XII.

Боур же ещё 26-28 августа 1708 г. сомневался, куда двинется Левенгаупт — то ли на северо-восток – на Полоцк и Великие Луки то ли на юго-восток к  Могилёву, где якобы его части наводят мост. Эту ложную информацию сообщил Боуру посланный им из Горок очередной шпион-еврей. На 19 июля 1708 г. под командой Боура было 14 тыс. пехоты и кавалерия. Будучи послан за главной армией короля, Боур не мог организовать нападений на колонну Левенгаупта, но, как писал Адлерфельд, наблюдая за ней, он  замедлял её движение.

Кроме коней, скота, хлеба и денег, Левенгаупт подчищал с белорусской земли всё, что можно – финансовые документы, расписки, привилегии польских королей на шляхетские имения, декреты трибуналов Великого княжества Литовского и постановления земских судов. Выдавливая денежные контрибуции, генерал приказывал сажать в тюрьмы местных администраторов, состоятельных евреев, мещан и шляхту[13].

Белорусы прятали в лесах хлеб и животных и отваживались на нешуточные бои. Об одном из таких в районе Череи лейтенант Петре писал:

«Я получил устный приказ… сделать вылазку в лес, чтобы найти скот, который как всегда прятался там. Около полудня с 32 солдатами я дошёл до ужасного болота, где напал примерно на 300 крестьян, которые охраняли своих животных. Они так яростно атаковали меня с косами, топорами, кольями и ружьями, что не только я получил два здоровенных удара колом, но у меня было ранено 4 солдата, а один… был убит на месте. Не считаясь с моим ожесточенным сопротивлением, они заставили меня бежать и оставить их добро в покое, покуда я не получил помощи от фельдфебеля Бонга с 20 солдатами… При своём отступлении крестьяне старались увести с собой как можно больше скота и лошадей, но я так упорно преследовал их, что после 3 часов активного отпора они бросили 184 головы крупного рогатого скота, 254 овцы и 35 лошадей, помимо 15 убитых и 5 раненых» [14].

Таким образом, не приходится сбрасывать со счётов стихийную партизанскую войну в Блоруссии .

Хотя каждый день для Левенгаупта был на вес золота, но только 2 сентября, дождавшись, пока запоздавший полк В.А.Шлиппенбаха восстановит свои силы, разделённый натрое корпус двинулся на восток из Долгинова. «Эти задержки стали подлинной причиной последующей шведской беды», — заметил Г.Адлерфельд.

Если в июле – августе выделить русские силы для нападения на мародёрствующие  части Левенгаупта, не считалось возможным, то на военном совете в Мстиславле 1 сентября 1708 г. Пётр I, Б.П.Шереметев, А.Д.Меншиков, М.М.Голицын и Г.И.Головкин впервые решили не пропустить и атаковать корпус Левенгаупта[15]. В главной квартире шведского короля узнали об этом уже через два дня:

«от московских дезертиров и других людей получили точное известие, что царь со всей армией после своей атаки у Молятичей…, отправился против генерала Левенгаупта»[16].

Однако корволант пока не сформировали и не напали на «курляндцев» к северу от Минска. (Как указывалось, вплоть до 26 сентября полагали, что их силы не превышают 8-10 тысяч).

Русское командование предполагало, что Левенгаупт, как и Карл XII, будет переправляться у Могилёва, расположенного недалеко от русской границы на территории Великого княжества Литовского.  В конце августа отсюда   продолжал  отправляться  провиант вслед  за армией короля. 27 августа царь рекомендовал Боуру «отнять  привоз от Могилева». 1 сентября 1708 г. царь Пётр послал депешу, чтобы Боур  «отступил в бок от неприятеля и, пропустя оного за нами», соединился с Инфлянтом  и уничтожал не только хлеб и фураж, но «под сей холодный час» и постройки «хотя польское (читай белорусское – В.А.) или своё». 5 и 8 сентября царь вновь повторил, чтобы «коммуникация» шведов с  Могилевым была «отсечена»[17].   Боур тоже знал от купцов, что из Могилёва продолжается высылка  «всякого харча» к Карлу XII. 3 сентября он предложил «выпалить» этот богатый город, принадлежавший польской королевской казне.

 

За 10 дней до подхода шведского генерала к Днепру 300 драгун и 500 казаков под командованием майора Видмана и капитан-поручика Ф.О.Бартенева дали предупреждающий сигнал барабанной тревогой, приказали могилёвцам покинуть дома, дав час на сборы, и cожгли город, в центре которого сгорела часть церквей[18]. В протестациях земских чиновников и шляхтичей позже писалось, что калмыки и казаки, «войска найяснейшего царя, имея гнев на магистрат и мещан могилёвских, город Могилёв целиком выпалили», сгорели  костёлы, церкви, кляшторы, монастыри, колокольни, строения в замке, ратуша и предместье.

Гибель Могилёва была самой большой жертвой Белоруссии в Северной войне. Этот акт обернулся большой бедой для славянского и еврейского населения, потерявшего более 1700 домов[19].  Вслед за тем «от Могилёва по дороге деревни и местечка Дрыбин и Горы все попалили»  — писал Бартенев  царю 10 сентября 1708 г. Сгорели также Дубровна, Орша, Горки — победоносного  агрессора, грозившего смертью и расчленением Русскому государству, заставляли идти по выжженной полосе.

11 сентября Боур правильно определил, что Карл, «когда пропитание  у него везде наперед» сожжено   и потравлено, не сможет  продолжать свой поход к Смоленску. Генерал-лейтенант  предположил, что король пойдет за Днепр к Левенгаупту, собравшему  огромное количество провианта, и остановится на отдых. Если ему, Боуру, будет придано несколько полков пехоты, то он берётся самостоятельно «опровергнуть» Левенгаупта и отбить обоз с «живностью».

13 сентября,  Боур находясь  в 8 милях от Дубровны, переслал царю полученные от  жителей сомнительные сведения, что Левенгаупт  находится близ Орши (возможно, те видели  шведских фуражиров)[20].

14 сентября 1708 г. на поиск шведского корпуса Боур отправил крупный отряд  генерал-майора Инфлянта с 2000 кавалеристов, а также 500 конников капитан-лейтенанта А.К.Петрово-Соловово  к Дубровне, Орше и даже  к Витебску.

Левенгаупт  же 8 сентября в Черее  получил приказ короля ускорить марш, но снова застрял там до 15 сентября, без милосердия выколачивая  контрибуции. Граф писал, что всё это происходило

«из-за генерал-майора Стакельберга, поступавшего вопреки моей воле. Идущие со мной войска сильно натерпелись от нехватки продовольствия, [так как] мы должны были следовать тем же путём, что и он».

Польский шляхтич Шулборский 12 сентября  писал генерал-майору  Б.С.Корсаку о разорении населения и даже костёлов 12-15-тысячным корпусом Левенгаупта в 100-километровой полосе вплоть до Витебска, где мещанам приходилось по несколько раз откупаться[21].  В Черее он провёл крутой разговор со Стакельбергом и, по его словам, поставил на место своевольника.

На подходе к Днепру поход отладился, фургоны меньше ломались, питание было обильным, прекрасно вооружённый личный состав был сыт и бодр. Армия по заведённому порядку, поднималась с рассветом в 4 ч. утра и приходила в движение после обязательной часовой молитвы, сигнал к которой давался по полкам барабанным боем. (По нему русские пытались определять количество солдат). К 15 сентября, опасаясь нападений  белорусского крестьянства,  Левенгаупт собрал вместе все полки, фургоны и добился полного повиновения подчиненных.

Узнав от осведомителя, что Могилёв сожжён и между этим городом и Череёй «нет пропитания», Левенгаупт, двигаясь к Шклову, продолжал фуражировку от Копыси до Могилёва с разбросом фуражиров до 50 и более километров. 18 сентября несколько сотен его кавалеристов всё-таки наведались в Могилёв, надеясь сорвать с города «хоть шерсти клок», но два отправленных с подарками к генералу бургомистра отговорили налагать контрибуцию. Соединиться с главной армией корпус надеялся сразу же за Днепром.

Главным силам  короля стоять среди дымящейся земли было немыслимо. Его армия  вместо хлеба получала  капусту и репу без соли. Оголодавшие дезертиры были «жирны, как стокфиш» (сушёная треска) – шутил Пётр I.  Высылать навстречу курляндскому корпусу отряд, хотя бы ради отвлечения внимания русских, было рискованно. Удерживая своих от дезертирства, пропаганда короля поддерживала слух, что громадный обоз с продовольствием находится сзади всего в 3-4 милях[22].  Так, не дойдя 70 км до Смоленска, королю пришлось свернуть с московского направления.

«Выдачу с головой Петру I Левенгаупта» (В.О.Ключевский) можно считать и побочным следствием русского стратегического плана 1707 г.  Армия Петра почти год (!) отходила на восток, уклоняясь от больших боёв. У короля сложилось мнение о трусости неприятеля.

В манифесте от 16 декабря 1708 г. после битвы при Лесной  Карл XII и К.Пипер заявляли, что шведы не могли принудить  «убегающую Москву к настоящему  бою» на всех двухстах милях, начиная от  немецких  границ. Карл XII был уверен,  что курляндскому обозу если его армия отделяет русских от Левенгаупта, который вот-вот перейдёт Днепр,  то  ничего не грозит, к тому же экспедиция Г.Любекера против Петербурга отвлечёт силы царя на север. Того же мнения были и «доброхоты» Левенгаупта в армии короля, которые

«хотели, чтобы меня наконец, основательно пробрало и клепали, что мне не грозит ни опасность, ни беда и клали голову на отсечение, что никакой противник не дерзнёт коснуться меня»[23].

Жертвуя Левенгауптом и сворачивая на Гетманщину, Карл XII собирался дать отдых своей армии. Горьким упрёком шведскому самодержцу выглядят слова генерала:

«Я никак не мог подумать, что Его Величество уйдёт за Сож со всей армией, пока я не переправлюсь через Днепр и мало-мальски не окажусь вне опасности. Мне представлялось, что я наверняка пропаду со всеми своими войсками».

Сознавая предстоящую катастрофу, Левенгаупт не мог не выполнять приказ монарха.

«Если бы я не имел точного приказа следовать за Его Величеством и мне как прежде, была бы дана свобода выбора…, то я никоим образом не перешёл бы Днепр. Перед глазами у меня ясно маячила неизбывная большая угроза и я, так часто имевший дело с неприятелем, мог лучше знать, что теперь нас «обстригут». Как только я уверился, что король ушёл за Сож, я сказал тем, кому мог доверять: «теперь ничего не осталось, как только вверить себя одному Господу и как верным слугам, выполнить долг перед нашим королём по поговорке «пан или пропал»[24].

Весть, что король их бросил, сбила дух курляндского корпуса. Там  стали считать, что впереди находится  всё русское войско во главе с царём и фельдмаршалом Шереметевым и нет  ни одного  солдата  Карла XII[25]. Ложное известие  короля о его движении якобы на Пропойск, Гомель и Чернигов ради спасения Левенгаупта не сработало[26], однако шведский генерал счёл нужным поддерживать настроение  своей армии надеждой, что его повелитель выслал навстречу помощь (см. ниже).  Левенгаупт не знал, что король, обманув русских, «перешёл трудный пас» (р.Сож)  и с 19 по 25 сентября находился в жутком положении, продираясь от Сожа сквозь 80-километровые лесные дебри, чтобы опередить русских на пути в Гетманщину.

19 сентября «по несчастной дороге в Россию» (так писал каролинец капрал Э.Смепуст) корпус прошёл много — около 23 км.  В это время  граф располагал неточными сведениями,   что разведывательные партии русских  появились вдоль Днепра:

«20 числа из Могилёва ко мне прибыл один комиссар от короля Станислава, по имени Иосинский и сообщил мне, что генерал-майор Боур со своими войсками направляется к Шклову, русских уже видели у Копыси, недалеко от Шклова, и те захватили уже нескольких нестроевых»[27].

Стакельберг, командированный к Шклову за две недели до этого, уже два дня наводил там мост на кожаных понтонах. Взяв напоследок «великую контрибуцию» со Шклова, Левенгаупт приказал 21 сентября перейти неширокий в этом месте Днепр.

Тут граф Левенгаупт не только выполнил  долг солдата, но проявил себя умелым полководцем. Начиная с Приднепровья,  генерал, во-первых, добился полного воинского послушания корпуса. Во-вторых, решив обойти Русскую армию,  он обманул главный штаб Петра I и сумел отклонить  силы царя  на северо-запад (см. ниже). В-третьих, для подъёма духа граф принял меры, среди которых был приказ играть военной музыке и бить в барабаны при прохождении  моста. Это прочно врезалось в память военному судье вербованного драгунского полка В.А.Шлиппенбаха И.А.Бенеке[28].  Вначале через реку  проходила кавалерия, потом пехота. Ночь с 21 на 22 сентября провели в тревоге — войска были разделёны рекой надвое. Из-за слухов, что Боур прямым ходом целит на него, генерал всю ночь держал под ружьем войска на обоих берегах реки[29].

«Чтобы…не дать моим клеветникам и противникам никаких поводов за глаза  обвинить меня в трусости или  другой подлости,  как только был готов мост через Днепр, я приказал 21 сентября  переходить его  сначала кавалерии, потом аболенскому пехотному батальону, хельсингскому полку, эстерботтенскому батальону, полку Баннера. Так как приходили разные вести, что к нам приближается генерал-майор Боур, то все получили приказ всю ночь стоять под ружьём — как те, кто переправился и те, кто остался»[30].

Три русских брандера, построенные Корчминым в Смоленске по указу  Петра I, по причине отсутствия войсковой разведки  так и не были спущены по Днепру и не сожгли шведский наплавной  мост.

После перехода понтоны снова погрузили на подводы и двинулись на юг, не ведая, что ещё летом окруженные протоками и болотцами лесные дороги к Пропойску генерал-майор Н.Ю.Инфлянт по распоряжению Меншикова «накрепко засёк» драгунскими топорами.

Примечание

1] Adlerfeld G. T.3. S.128. Полк Левенгаупта обзавёлся 135 провиантскими фурами с 594 лошадьми, 1250 головами рогатого скота и стадом телят. Лейтенант его полка Р. Петре свой багаж вёз на трёх повозках, имея 6 ломовых и 6 верховых коней. Подобным образом обеспечили себя все офицеры, надеявшиеся пограбить и получить повышение в чинах.

[2] Fryxell A. S.115.

[3] Weihe Fr.Chr. Löjtnanten Fr.Chr. von Weihes dagbok 1708-1712 // Historiska handlingar. Stockholm 1902. Del 19. N 1. S.1.

[4] Wittram R. Baltische Geschichte. Die Ostseelande Livland, Estland, Kurland 1180-1918. München,1954. S.104.

[5] Со взяткой в размере 100 дукатов к жене Левенгаупта подcтупался даже полковник Хельсингского полка Й.И. фон Кнорринг. — Lewenhaupt A.L. Adam Ludwig Lewenhaupts berättelse. Stockholm, 1952. S.155.

[6] В Курляндии осталось три пехотных полка и один эскадрон — всего 2957 чел. – Lewenhaupt A.L. S.194-195; Petre R. Fänrik Robert Petres dagbok 1702-1709 // ККD. Lund, 1901.T. 1. S.162-163.

[7] ППВ.Т.8 .С.34. Примерной военной рекогносцировки не было и с 25 июля по 2 августа – Пётр I рассылал ошибочную информацию, что Левенгаупт, обманув Боура, который должен был следовать за ним по пятам, соединился с королём ППВ.Т.8. № 2495, 2501,2506, 2509,2511.

[8] Bengtsson F.G. Karl XII: s levnad från Altranstädt till Fredrikshall. Stockholm. 2001. S.71. Современный паёк российского солдата включает 750 г хлеба, 900 г  картофеля и овощей, 200 г мяса, 120 г рыбы, 160 г  круп и макаронных изделий, 70 г жиров.

[9]Lewenhaupt A.L.S.159.

[10] Можно предположить, что граф специально преувеличил  интриги  против него. Русское командование получало сведения о том, что войско Левенгаупта движется порознь по 1-2-3 тыс. чел. , берёт «великие контрибуции… и костёлам не спускают». – ТИРВИО. Т.1. С.252, но не знало точной численности и величины обоза.

[11] Тогда же, будучи более, чем в двух сотнях километров от Днепра, Стакельберг послал к Могилёву 50 валахов и шведов подряжать белорусов для наводки моста. — ТИРВИО, 1, С.122.

[12] РГАДА. Каб.ПВ. Отд.2. Кн.8. Л.515 об., 610- 611.

[13]Пашкевiч У.І. Адлюстраванне падзей Пауночнай вайны у актавых кнiгах Аршанскага гродскага суда // Северная война 1700-1721 гг. и исторические судьбы Европы. К 300-летию со дня битвы при д.Лесная. Могилёв, 2008. С.211-212.

[14] Petre R. S.153-154. Белорусское население оповещало Русскую армию о передвижении противника. Забранные проводниками белорусы сбегали, прихватывая даже шведских лошадей. — ППВ Т. 8. С.670. О борьбе белорусского народа см в работе: Капыскi З.Ю., Клок Л., Мiгулiн I. Бiтва пад Лясной у 1708 годзе. Мiнск, 1958.

[15] Подъяпольская Е.П. Военные советы 1708-1709 гг. // Полтава. К 250-летию Полтавского сражения. Сб. статей. М., 1959. С.123.

[16] Siltmann D.N. “Volontären” vid Svenska armen preussiske öfverstlöjtnanten baron D.N. v.Siltmanns dagbok 1708-1709 // Karolinska krigares dagböcker. Lund, 1907. T.3. Запись Зильтмана от 3(14) сентября 1708 г.

[17] ППВ.Т.8.С.112, 118.

[18] ППВ.Т.8.С.102, 648, 650,669. Поджог сопровождался грабежами и мародёрством самих жителей. — Орест, игумен. Шведы в Могилёве в 1708 г. // Археографический сборник документов, относящихся к истории Северо-западной Руси. Вильна, 1867. Т.2. С.LXI-LXII.

[19] Копысский З.Ю, Мележко В.И. Помощь белорусского народа Русской армии в годы Северной войны //Полтавская победа. Из истории международных отношений накануне и после Полтавы. М.,1959. С.226.

[20] ППВ.Т.8. С.665-667.

[21] ППВ.Т.8.С.693-694.

[22] Так говорили перебежавшие к русским в начале сентября шведский поручик и два драгуна. – ППВ.Т.8. С.651. См. также показания пленных валахов и поляка РГАДА. Каб.ПВ. Отд.2. Кн. 7. Л.943 об.

[23] Lewenhaupt A.L. S. 180. Сомнительно, что Карл рискнул войсками Левенгаупта ради Мазепы, который дал знать, что раскрыл старшине план выступления против царя и просил ускорить марш к нему из опасения, что кто-нибудь выдаст его. Король якобы считал, что нельзя упускать такой выгодный шанс ослабить Россию с помощью союза с казаками. — Adlerfeld G. T.3. S.246-247. Мазепа в двадцатых числах сентября 1708 г. с досадой отозвался о повороте короля на Гетманщину, который затянет туда всю Русскую армию и нарушит все его расчеты. — Лист Пилипа Орлика до Стефана Яворського //Доба гетьмана Iвана Мазепи в документах.. Киïв, 2007. С.360.

[24] Lewenhaupt A.L. S.178-179. С пушками и огромными военными и продовольственными запасами Левенгаупт на западном берегу Днепра мог бы долго держаться.

[25] Этим можно объяснить, что численность корволанта Петра I в сражении при д.Лесной шведы преувеличивали до 50 и даже до 82 тысяч. Последняя  цифра фигурировала во многих  описаниях каролинцев. О 80-тысячной Русской армии говорили  посредники, хлопотавшие  в 1707 г. в Париже о примирении Петра  I  и Карла  XII. —  Клокман Ю.Р. Неизданный том «Истории царствования Петра Великого» Н.Г.Устрялова //  Полтава. К 250-летию Полтавского сражения. М.,1959. С.313.

[26] Эти ложные сведения были подброшены через некоего протопопа, бывшего «в неволе полтретьи недели» у шведов. Н.Ю.Инфлянт – Петру I 18 сентября.- РГАДА. Каб. ПВ.Отд.II. Кн.7. Л.940.

[27] Lewenhaupt  A.L. S. 179.

[28] «Обстоятельная реляция… о том, что случилось, начиная от перехода через Днепр до несчастной акции при Лесной» подана аудитором драгунского полка Шлиппенбаха И.А.Бенеке в Ревеле 13 января 1709 г. Benecke J.A. Ausführliche Relation… was von der Zeit sie über den Nieprstrohm ging bis zu der unglückliche Action zu Lisnaja passiret. //Riksarkivet, Stockholm. Militaria II. Kriget i Ostersjöprovinserna och Ryssland. Vol. M.1378. (RMII). Здесь и далее документы данного раздела не имеют пагинации. Возможно,   барабанный бой при переходе моста  надо считать  обычным сопровождением походного марша.

[29]Внимание  Боура, находившегося в то время на р.Проне,  в 60 км от Шклова, было приковано к армии короля и 21 сентября он собирался следовать за ней  от д.Путьки к Кричеву.- ППВ. Т.8.С.699; ТИРВИО Т.1. С. 83 и 113; Adlerfeld G. Т.3.С.128.

[30] Lewenhaupt  A.L. S.180.