О порядке богослужебного обряда и религиозных пиршествах и играх

Исследования о языческом богослужении древних славян.
Срезневский И.И.

Глава вторая.
Обряды Богослужения.
5. О порядке богослужебного обряда и религиозных пиршествах и играх, его сопровождавших.

Рассмотрев в частности формы богослужения, остаётся обозреть общий ход языческого богослужения и при этом обратить внимание ещё на некоторые подробности, которые не могли войти в предыдущее исследование, на пиры и игры, обыкновенно следовавшие за торжественным исполнением обрядов богослужения.

Замечая, что вход в храм не был запрещен только жрецу и желавшим приносить жертвы или узнавать волю богов, Адам Бременский и Гельмольд дают, кажется, знать, что приносить жертвы и совершать гадания можно было всегда, когда только находили нужным345.

Из описания жертвоприношений видно также, что для них не всегда назначалось какое нибудь особенное время, что, напротив, они совершались всегда, когда нужно было благодарить или умилостивлять богов, напр. после битвы, после похода, при погребении мертвого и т. д. Впрочем, хотя эти жертвоприношения и были совершаемы торжественно, однако, не принадлежа к обрядам постоянным, ожидаемым всем народом, могли не сопровождаться всеми условиями обрядности. Были и другие обряды, были религиозные празднества, – и на них-то надобно обратить внимание, чтоб видеть ход богослужения.

Такие празднества должны были быть совершаемы в определенное время, повторяясь в те же дни, в одном и том же месте. Так в определенное время праздновались Коляда и Купало, что продолжается и теперь; так праздник Яровита и праздник Живы приходились в мае, праздник Святовита Арконского осенью после жатвы, и пр346.

Очень немудрено, что кроме праздников главных, всенародных, были и праздники местные, что в каждом приходе или святилище были свои, и что служение совершалось довольно часто. «Перед совершением празднества жрец – говорит Гельмольд – возвещал о служении божеству, узнав волю богов посредством гадания…«347 Это замечание можно понимать различно: жрец мог узнавать волю божества и о времени совершения обряда, и о составе самого обряда.

Возможность второго смысла доказывается тем, что, как мы видели, гаданием не редко определяли, что приносить в жертву; возможность первого смысла столь же очевидна, если вспомним, что празднества повторялись ежегодно в определенное время, и что, следовательно нужно было знание жреца, чтобы определить день праздника на основании условий календарных, которые не могли не существовать во время язычества, оставшись в народе, как след язычества, и до нашего времени. Как бы то ни было, когда время служения было известно, то народ собирался к святилищу, – не одни мужчины, но жены и дети, как говорят Нестор, Гельмольд и Длугош348.

Молились, приносили жертвы, узнавая прежде волю богов о том, что должно быть принесено в жертву, и совершали гадания о своём будущем. Первым среди присутствующих и главным исполнителем обряда жертвоприношениях оставался жрец, как совершатель и хранитель таинств веры; языческие обряды были двух родов: одни совершались вне святилища, другие в самом святилище, – и эти последние в своём составе: представляются чем-то в роде молебна, сопровождаемого пением, возношениями, прорицаниями, увещаниями и пр. О всём этом свидетельства современников приведены уже были выше, и из них самые подробные принадлежат Дитмару, Гельмольду и Саксону грамматику.

Не нужным считаю повторять их; не могу, однако, не сделать выписки из сказания Саксона грамматика о празднике Арконском, как из единственного подробного описания всего обряда, тем более, что в прежних статьях можно было вспоминать о нём только по частям.

«Торжественное служение Святовиду совершалось – говорит Саксон – таким образом. Ежегодно после жатвы собирались жители всего острова перед храмом, приносили жертвы и праздновали именем веры общественный пир. Жрец за день пред тем, как должен был совершать служение, тщательно выметал веником внутреннюю часть храма, в которую один имел право входить, и старался при этом не дышать внутри святилища. На другой день перед народом, собравшимся у врат святилища, жрец брал из руки идола рог и если находил, что напитка в нём убыло, то предсказывали бесплодный год, а если напиток оставался как был, то предвещал урожай. Согласно с этим предзнаменованием, он советовал народу быть щедрее или скупее в употреблении хлеба. Потом он выливал и старый напиток к ногам идола, в возлияние ему; наполнял рог свежим и, почтив идола, как будто он должен быль пить прежде жреца, просил торжественными словами счастья себе и отечеству и гражданам обогащения и побед. Окончив эту мольбу, он осушал рог одним разом и, наполнив опять, клал в руку идолу. К этому возношению принадлежал ещё пирог сладкий, круглый и такой величины, что в вышину был почти в рост человека…. Верили, что обряд возношения пирога способствует не только счастью народа, но и обилию следующей жертвы. Потом жрец приветствовал народ во имя бога и увещевал его ревностно приносить ему жертвы, обещая, как верную награду за богопочитание, победы на суше и в море. По совершению всего этого, остальная часть дня посвящалась пиршеству, на котором, потреблялись жертвы, и долгом считали объедаться, почитая воздержность за стыд»349.

Саксо грамматик в этом описании, забыв дать место, принадлежавшее жертвоприношениям, опустил из виду и гадания, которые совершались во время богослужения, как ясно видно из свидетельств Титмара и Гельмольда. С другой стороны описанием двух возношений, как имевших для язычников важное и таинственное значение, он заставляет предполагать, что если при служении Святовиду Арконскому были в употреблении только эти два, то в других случаях употреблялись и другие подобные, с таким же значением. Это предположение отчасти подтверждается словами Гельмольда, что формы идолопоклонства были у славян разнообразны, равно как и их суеверия350.

За совершением религиозного обряда следовали общенародные пиршества: это заметили и Гельмольд, и Саксон грамматик, и жизнеописания св. Оттона Бамбергского351. Пиршества совершались у самого святилища, и при некоторых святилищах были особенные храмины, в которых пировали люди более знатные. Такое назначение имели три коптины, находившиеся при Штетинском храме Триглава: в них были кругом седалища и скамьи, и во время пира брались в них из храма чаши, рога для питья, ножи и пр.352. Принесённых жертв было, может быть, иногда не достаточно для накормления множества народа, а потому приготовляемы были и собираемы другие яства.

Обычай собирания яств в общенародные языческие праздники уцелел и до сих пор, напр, в колядовании, шедровании, и т. п.353. Что эти пиры имели религиозный характер, видно из слов Саксона грамматика, заметившего, что пир, бывавший во время осеннего торжества Арконского, совершался «именем веры». По этому-то на них поминали богов, пили за здравие кубки о славе божией, о помощи богов спасителей против бога зла, о будущем счастье народа. Ясно говорит об этом Гельмольд, замечая и заклинания злого духа354. Так же ясно говорит и Христолюбец в своём слове: «когда же будет у кого пир, тогда же кладут в ведра и в чашю и тако пиют о долех своих»355. Обычай пить, как выражаются Сербы, «здрави цы» сохранился у славян и теперь, сохранив отчасти и свое религиозное значение356.

– К празднованию пиров принадлежали песни и музыка, как это уцелело и до сих пор. О таких песнях и играх вспоминают Христолюбец в своем слове, жизнеописания св. Оттона и другие357.

По окончании обеда, начинались игрища, состоявшие в пляске переряживания, разных представлениях, боях и т. п. Привожу здесь о таких игрищах важнейшие свидетельства, которые сами собою без объяснения показывают их характеры.

Об игрищах у русских язычников говорит Нестор «схожахуся на игрища, на плясанье и на вся бесовская игрища»358. Игрища эти продолжались и по принятии Христианской веры:

«Се бо не поганьски ли живем – говорит тот же Нестор: дьявол льстит прибавляя ни от Бога трубами и скоморохи, гусльми и русальи. видим бо игрища утолочена и людей много множество, яко упихати начнут друга, друга, позоры деюще, а церкви стоять; егда же бывает год молитвы, мало их обретается в церкви»359.

Христолюбец в своём слове увещевает, что «не подобает крестьянам игор бесовских играти, иже ест плясьба, гульба, песни бесовския и жертва идольская»360. О тех же игрищах упоминает Кирилл Митрополит в правилах:

«пакы же уведехом, бесовьская еще держаще обычая треклятых Еллин в божественныя праздникы позоры некаки бесовския творити, с свистанием и с кличем и въплем съзывающе некы скаредныя пьяница и бьющеся дреколием до самыя смерти и възимающе от убиваемых порты»361.

Летописи говорят, что новгородцы уже в 1318 году «утвердились между собою крестным целованием играния бесовского не любити и бочек не бити»362.

Но языческие обычаи этим не кончились: они везде в России продолжались ещё очень долгое время. Так Памфил, в послании к наместнику Псковскому, при описании Купальского празднества, говорит и об игрищах:

«Егда не весь град возмятется и в селех возбесятся в бубны и сопели, и гудением струнными, и всякими неподобными пирами сатанинскими, плясканием и плясанием, женам же и девам и главами кивашем, и устами их неприязнен клич, все скверные песни и хребтом их виляние и ногам их скакание и топтание»363.

Об обычае религиозных игрищ у славян польских упоминает Длугош:

«В честь богов – говорит он – введены игры в определенное время года. На них толпы обоего пола из деревень сходились в города, и праздновали эти игры сладострастными, непристойными разговорами и жестами, кривляньями, любовными песнями, хлопаньем и разными движениями. И хоть вот уже пятьсот лет прошло с тех пор, как поляки исповедуют христианство, но и доселе некоторые из этих игр остались в обычае»364.

Об играх, следовавших за религиозными празднествами у балтийских славян, имеем намек у Гельмольда365. Подробнее говорят о них жизнеописания св. Оттона Бамбергского, рассказывая, что Оттон в своём путешествии близ Пприца встретился с толпою народа, торжествовавшей какое-то языческое празднество играми, песнями, слодострастными движениями и сильным криком, изумившим путников. Там же находим упоминание о празднестве Юлинском в честь какого-то бога, об играх и плясках, его сопровождавших, по обычаю язычества и т. п366. О подобных играх у чехов, называемых ими вообще «радованками», упоминает Козьма Пражский рассказывая, что они совершались и в честь усопших367.

Совершать празднества в честь усопших было в обычае не у одних чехов, а у всех славян, оставаясь отчасти и доселе. Обряд погребальный, видимо, был также богослужебным обрядом, сопровождавшимся молитвами и жертвоприношением, в том-же роде, как служения после битвы или войны, когда поминаемы были души павших в бою. Опираясь на верование в бессмертие души, он был совершаем так-же весело и разнообразно, как и всякое другое религиозное празднество. Иорнанд рассказывает, что

«по смерти Атиллы, рыцари его производили конные ристания вокруг гроба, как в цирке, и воспевали в песнях его подвиги; потом на его гробе праздновали большую «страву», как называют эти народы пир, совершаемый в таких случаях, соединяя с печалью радость»368.

Слово «страва» и до сих пор известно в этом смысле многим cлавянам»369. Феофилакт, описывая впадение Приска в землю славян, живших на севере от Дуная, заметил, что он напал на князя Мусокия в расплох, в то время, когда князь этот, празднуя помины по своем брате, был пьян, а народ его забавлялся песнями370.

О тризне по усопшим у русских поминает Нестор, говоря между прочим, что, совершая тризну по князе своём Мале, Древляне пили. Слово «тризна» в смысле поминовения усопших употребляется в одном старорусском да ещё у Вацерада в его чешских голосах371.

Коренной смысл слова«тризна» был другой; «тризна» значило бой, поединок, «тризнище» – место боя, а «тризник» – подвижник; «тризнити» в чешском значит бить, а «тризновати» не только бить, но и насмехаться; в словацком «трузнитися-тризнитеся» – веселиться, играться372. Соображая век эти значения, можем заключить, что в старину тризной называлось празднество, соединенное с военными потехами.

С тризной можно, следовательно сравнить русскую «радуницу» (видимо, от корня рад), название праздника поминок, который состоит доселе во многих местах России не только в трапезе намогильной, но и в играх373. Так и в Белой Руси сначала едят и пьют на могилах, а потом идут в корчму, пьют там и пляшут374.

У поляков погребальный и поминальный пир называется «stypa» (сред. Лат. stips): он соединяется также с песнями и играми. Было время, что его принадлежностью бывали и поединки, как замечает Старовольский «Widzialem wiele razy pogzreby krwia oblane, z ktorych zaraz po obiedzie wysylano za umarlym drugiego zabitego do nieba; aby oznajmil со za ludzie na stypie hyli»375.

У чехов также, по введении христианства, были в обычае какие-то представления, которые – как говорит Козьма Пражский- совершались на перекрестках, как бы для успокоения душ, и игрища над мертвыми, во время которых переряживались и всячески бесились376.

У хорутан до недавнего времени сохранялся обычай пировать над мертвым, есть, пить, веселиться, петь песни и пр377. – Ограничиваюсь этими указаниями, имея в виду только показать, что характер богослужебных обрядов, и общих, и совершавшихся по какому нибудь особенному случаю, оставался постоянно один и тот же: они всегда выражали то же верование в благость богов, ту же надежду на их милость – и в жизни и за гробом.

***

Оканчивая мой опыт, представляю в общем перечне главные положения, к которым доводит частный разбор свидетельств современных и преданий касательно оснований и принадлежностей языческого богослужения древних славян.

1. Сравнивая свидетельства современные и предания о языческом богослужении славян, замечаем, что все они к каким бы славянам не относились, но представляют никаких существенных противоречий, а только дополняют и объясняют одни других взаимно. Из этого можно заключить, что главные основания и принадлежности языческого богослужения для всех славян были одни и те же. Не мудрено, что были и местные особенности, что и время со своей стороны имело влияние на изменение многих обычаев богослужения; но главные черты его оставались всюду неизменными.

2. Главным основанием богослужебных обычаев славян были положительные догматы их веры. Впрочем, с помощью догматов, особенно в том их виде, как они теперь известны, нельзя объяснить всех условий богослужения: надобно вникнуть и в их соотношения с частыми мифами, правилами нравственности, знаниями и понятиями древних славян. К сожалению, при настоящем состоянии мифологии славян и изысками об образованности славян в период язычества, это еще невозможно, тем более потому, что на раскрытие многих древних свидетельств надеяться нельзя, а из того, что уцелело от времени язычества в народе, известно в этом отношении еще очень немногое.

3. Святилищами богослужения языческих славян были: жертвенники, посвященные божествам и стихийным воды и огня, жертвенники горные и лесные, городища и языческие храмы. Жертвенники принадлежали преимущественно божествам земным, храмы – исключительно богам небесными и идолослужению. Жертвенники занимали и место храмов там, где не было храмов; из этого, однако, не следует, что храмы были только в тех землях славянских, где их обозначают свидетельства современников, до сих пор отысканные.

4. Жрецы, нося по роду своих занятий различные названия и разделяясь по своему сану на несколько разрядов, составляли особенный, очень важный класс народа. Как хранители и объяснители верований и таинств религий, управлявшие обрядами богослужения, они имели сильное влияние на народ в его жизни частной и общественной. Нельзя сомневаться, что со временем раскроется более данных о том, что жрецы были у каждого из славянских народов. Тогда, быть может, решатся и вопросы: в каком соотношении находился сан жреца с саном князя, – кем не из жреческого сословия могли быть исполняемы должности жрецов и в каких именно случаях, – какими условиями определялись отношения жрецов к жизни семейной, – какое место в жреческом сословии занимали жрецы, и т. д.

5. Язычник славянин считал своим и долгом и правом – славословить богов, торжественными обрядами молений и жертвоприношением выражать чувства преданности к ним, – молить богов об освящении и очищении от всякого зла его самого и того, что ему нужно, обрядом жертв освящать яства и оружия и очищать себя от грехов, – разгадывать волю богов обрядом гаданий узнавать, что делать и от чего остерегаться. Так молитвы, жертвоприношения и гадания были главными частями богослужебного обряда.

Молитвы славословные, просительные и благодарственные возглашались и пелись или исполнителями обряда, или всенародно. Возглашение молитвы было иногда тайное, шепотом, а пение сопровождалось иногда музыкой. Религиозное значение песен и песнотворцев, по недостатку данных, остаётся пока еще мало понятным. Его объяснение не возможно без подробностей о поверьях народа, сюда относящихся, и без исследований народных песен, между которыми таятся и многие молитвы языческого времени.

Жертвоприношения были – или возношения благоуханий, яств, оружия, или жертвы заклания и сожжения (отчасти и потопления) животных и людей. С первыми соединялось понятие о тайне освящения духом божества, со вторыми понятие о тайне очищения от грехов. Обряд погребения, и по цели, и по содержанию, был одними из обрядов жертвоприношения.

Гадания, помощью жребия и объяснения божественных прорицаний заменяли собою во многих случаях решения ума, сердца и закона, отдавали народ во власть тех, которые посвящены были в тайну проницания воли божества, и тяготели над ним во всех его предначинаниях, частных и общественных. Рисуя древних славян глубоко преданными своим богам, глубоко верующими в участие, ими принимаемое в людях, они заставляют предполагать в тех, кто управлял, ими, особенные таинственные знания, хоть и смешанные со многими суевериями, но не состоявшие из них одних.

К обряду богослужебному принадлежали, вероятно, и чары; но об них не дошло до нас никаких свидетельств современных из того же, что до сих пор знаем о них из поверий народных, трудно решить, какие они были и в чем заключались.

За совершением обряда следовало всегда священное пиршество, сопровождаемое разного рода играми – пляской, песнями, борьбой и пр.

6. Были особенные календарные дни, посвященные богослужебным торжествам, каждогодно в известное время. О годичном круге языческих празднеств славянских сохранилось много данных в обычаях и преданиях народа: из них ясно видно, что главным основанием годичного круга было поклонение солнцу; но его удовлетворительное описание не возможно без многих предварительных изысканий.

345.Гельмольд, 1: 83. Адам Брем 2: 11.
346.Гизебрехт, ib. 1: 85.
347.Гельмольд, 1: 53.
348.Нестор. З4, 39. Гельмольд, 1:53. Длугош, 5:9.
349.Саксо Гpам. 824–825
350.Гельмольд, 1: 53, 84.
351.Гельмольд, 1: 52 Сефриди 105.
352.Сефрид, 105.
353.Когда собирают яства, ходя от дома к дому
354.Гельмольд, 1: 53.
355.Востокова Опис, р Рум М. 228.
356.В. С. Караджич», Спрске пjесме 1: 77 и след. Срав. по этому, случаю замечания Бернгарди, jahrbücher für Slaw. Lit. 1843.–237.
357.Востокова, ib. 229.
358.Нестор. 6.
359.Нестор. 73.
360.Востоков. ib. 228.
361.Рус. Достопам. 1: 114.
362.Арцыбышева, Повествование о России. 2: 235. В Зильской долине. в Каринтии, сохраняется отчасти до сих пор странный обычай бить бочки, как принадлежность храмового празднества.
363.Карамзин И. Г. P. 7. пр. 372
364.Длугош, 5: 9
365.Гельмольд, 1: 52
366.Сефрид, 60. Бертольд, Gescihte d Rügenund Pommern 1: 556. 2: 35.
367.Козьма Пражский. 21.
368.Иорнанд, De Getharum origine et rebus gestis. 49.
369.Ланде, Slownik. 3: 431–432.
370.Феофилакт у Cmpummepa Mem. Pop. 2: 61.
371.Добровский, Грам. Слов. 1: 158. Вацерад. 228.
372.Hecmoр. 6, 24, 29: трызна-трызно. Юнгман. Slownik 4: 664.
373.Снегирев, Русские праздники. 3: 47–54.
374.Голембёвский, Lud polski 269.
375.Линде. 5: 456.
376.Козьма Пражский 197.
377.Вальвазор, Die Ehre H. Krain. Laibach 1689 2: 287 – 394.

Источник: Исследования о языческом богослужении древних славян / [Соч.] И. Срезневского. – Санкт-Петербург : тип. К. Жернакова, 1848, 96 с.