Новые данные о палеолитическом прошлом Прибайкалья

Окладников А.П. К исследованиям в Бурети 1936-1939 гг.

В 1936 г. было открыто палеолитическое поселение в окрестностях села Нижняя Буреть на правом берегу реки Ангары, недалеко от устья реки Белой. Тогда же был вскрыт небольшой участок площади поселения, на котором обнаружены немногочисленные, но весьма характерные остатки фауны, а также изделия из камня и кости, позволяющие определить отношение этих находок к ранее известным палеолитическим памятникам Сибири. Археологические работы в Бурети продолжались в 1937 г., причём основной целью было установление границ древнего поселения.

Работа 1937 г. показала, что палеолитические остатки в Бурети не ограничиваются найденными раньше. Заложенные в Сухой пади сорок шурфов позволили точнее и дальше проследить распространение находок на площади около 500 кв. метров.

В 1939 г. раскопки в Бурети продолжались Иркутским музеем с участием ИИМК АН СССР.

При раскопках на периферии поселения к западу от раскопа 1937 г. был вскрыт один большой комплекс культурных остатков. Хотя раскопки в Бурети ещё не закончены и обнаруженный материал невелик по объёму, он представляет значительный интерес для понимания жизни древнейших обитателей Сибири.

Существенно, прежде всего, уже то, что остатки палеолитической культуры имеют вполне целостный характер и позволяют с полной уверенностью отнести их к очень раннему времени сравнительно с большинством остальных палеолитических памятников Прибайкалья.

До сих пор Мальтинская стоянка была одинокой как по своей древности, так и по общему облику обнаруженных там следов деятельности палеолитического человека. Сделанные в Бурети находки показывают, что вновь найденное древнее поселение по своему возрасту и характеру культуры должно быть поставлено рядом с Мальтой.

В результате исследования ДНК останков годовалого ребёнка, которые были найдены в 1920 году в Центральной Сибири неподалеку селения Мальта (Mal’ta), был установлен их возраст, составляющий 24 тыс. лет и 30% индейской расы содержат черты его генофонда. Около останков мальчика были обнаружены кремневые орудия, вышитое бисером ожерелье с кулоном, и другие предметы каменного века, помещенные в погребение. Скелет мальчика из раскопок Мальты хранится в Санкт-Петербурге, в Государственном музее Эрмитаж, и был любезно предоставлен международной команде учёных из Дании, Америки, Великобритании для анализа ДНК. Исходя из анализа костного материала предплечья было выявлено, что это именно мальчик.

Как показывал анализ ДНК, ребёнок обладает тесной генетической связью с коренными жителями Америки — индейцами, и западными евразийцами, в частности, с некоторыми группами народов ледникового периода, распространенными ранее в Европе (России, Чехии, Германии), Центральной и Южной Азии. Известно, что азиатские кочевые народности доисторического периода были довольно мобильны, и смогли распространить свой генофонд на большие территории, простирающиеся от центральной Сибири как на запад, так и на восток. Научная работа международной группы учёных доказывает, что предки коренных жителей Америки мигрировали на новый континент из Сибири, а не из Европы, как предполагалось ранее, а ДНК мальчика из Мальты является старейшим полный геном древнего человека.

Результаты научного исследования указывают на то, что предки американских индейцев, скорее всего, пришли из Берингии — крайней северо-восточной оконечности России около 24 тыс. лет назад и колонизировали Аляску, а затем и Америку около 14.5 тыс. лет назад, исходя из археологических находок.

Находки из раскопок в Бурети и Мальта сближает, прежде всего, фауна, свидетельствующая о принадлежности обеих стоянок к одной эпохе верхнего палеолита. В Бурети найдены кости мамонта, целый череп носорога, быка, лошади, джигетая и северного оленя.

Выдержанному фаунистическому комплексу Бурети соответствует характерный и столь же выдержанный по составу каменный инвентарь. Среди каменных орудий имелись скребки на удлиненных пластинах, близкие к концевым, острия, резец, нуклеусы призматического типа. Найдено также одно крупное орудие из кварцитовой гальки, большой „нуклеус-скребок“, грубое скребло.

В 1939 г. раскопки окончательно подтвердили мнение о близости Бурети к Мальте. Инвентарь этих поселений определенно противопоставляется каменному инвентарю остальных более поздних палеолитических памятников. Для последних характерно наличие и даже преобладание крупных орудий из речной гальки, или кремня и сланцев, по форме напоминающих мустьерские скребла, остроконечники и даже „ручные рубила». Мустьерская культура — культурно-технологический комплекс в странах Старого Света, ассоциируемый с поздними неандертальцами, жившими 120-100 тыс. — 40 тыс. лет назад.

Замечательно также наличие в Бурети и Мальте нуклеусов дисковидного типа и применение ретуши, напоминающей мустьерскую, „контр-ударную». Такие изделия резко отличаются от обычных для верхнего палеолита Европейской части СССР и поэтому сибирские памятники выделялись в особую „фацию» верхнего палеолита. Напротив, инвентарь Мальты и Бурети не имеет таких особенностей и, как указывал П. П. Ефименко, больше сближается с инвентарем стоянок Европейской части Союза ССР.

Столь же определенно связь Бурети с Мальтой выявляется хотя и в немногих, но зато выразительных памятниках искусства. Самая замечательная находка, сделанная во время раскопок 1936 г., — скульптурное изображение человека типа ориньяко-солютрейских статуэток. Детали скульптуры дают представление о меховой одежде, типичной для арктического климата, костюме, наиболее близком к женскому эскимосскому (а).

В 1939 г. вновь была найдена маленькая статуэтка, вырезанная из бивня мамонта и представляющая фигурку обнаженной женщины с руками, сложенными на животе (б). У статуэтки слегка намечен нос, очень тщательно оформлена прическа. Сравнивая вновь найденную статуэтку со статуэткой из раскопок 1936 г., нетрудно окончательно убедиться также и в том, что все особенности трактовки последней объясняются именно наличием у неё „одежды».

Таким образом обитатели Бурети, как и древние мальтинцы, имели статуэтки двух основных типов: одетые и обнаженные.

Материалы исследований в Бурети подтверждают наблюдения, сделанные в Мальте и относительно общего характера жилищ и устройства поселения в целом. Культурные остатки концентрируются в Бурети определенными пятнами.

Правда, до сих пор не было констатировано особой расцветки всего культурного слоя, благодаря примеси золы, угля или охры, как это имеет место, например, в Костёнковских палеолитических поселениях. В сущности речь идёт пока только об определенном горизонте залегания костей и кремней, но все находки тяготеют друг к другу и представляют единый комплекс остатков.

Комплекс, раскопанный в 1939 г. в Бурети, сопровождался, как и в Мальте, каменными плитами, располагавшимися полукругом. Что здесь мы имеем дело именно с остатками жилища, показал очажок, обнаруженный в 1939 г. Очажок представлял западину, заполненную зольной массой с примесью древесного угля, охристых включений и отдельных кремней.

Нельзя не отметить, что статуэтки явно тяготеют к центру комплексов, в последнем случае — в комплексе 1939 г. — к очагу. Можно даже сказать, что наличие статуэток при комплексах — в остатках жилищ, почти обязательно. Двум раскопанным комплексам соответствуют и две статуэтки. Нужно ожидать, что в третьем, нераскопанном, комплексе будет то же самое. Этот факт, как и аналогичные и другие находки в поселении Мальта, отражает ритуальное значение статуэток в жизни палеолитических людей, их связь с жилищем, с домашним очагом, полнее понять которую можно при выходе в область этнографии („эмегендеры“ алтайцев — идол-духов-покровительниц замужних женщин).

Рассматривая материалы Бурети, можно установить и некоторые новые оригинальные элементы, расширяющие наши представления о культуре обитателей Сибири того времени и выдвигающие ряд интересных вопросов. Поселение Буреть, прежде всего, обнаруживает своеобразие в своём расположении и планировке.

Палеолитические остатки в целом располагаются по склону древней надпойменной террасы от её подножия и до бровки. Начинаясь на высоте 16—20 метров по отношению к реке, они спускаются до уровня 10 метров. При этом мы имеем дело не с результатами вполне вероятного частичного сползания глинистых толщ, а с особенностями планировки древнего поселения. Находка крупных каменных плит, сопровождаемых кремнями и костями животных, даёт право предполагать, кроме раскопанных двух, наличие ещё одного самостоятельного комплекса культурных остатков, как уже говорилось выше.

Судя по мальтинским находкам и по раскопкам 1936—1939 гг., это должны быть следы жилищ. В таком случае можно думать, что древнее поселение располагалось соответственно рельефу на пологом склоне древней террасы, у самой воды. Это был, видимо, прибрежный посёлок. Расположение древнего посёлка на склоне у воды может отчасти объяснить и то обстоятельство, что, как сказано выше, культурного слоя в собственном смысле слова, т. е. пласта, окрашенного золой, углистыми частицами, охрой и пр., не найдено, хотя все находки лежали в непотревоженном виде и в одной плоскости. Вполне вероятно также частичное смывание культурного слоя дождевыми потоками ещё задолго до образования современного дернового покрова, но уже после оставления этого места его древними обитателями.

Повидимому, различия между двумя близкими по времени и культуре поселениями Буреть и Мальта коренятся в хозяйственном укладе древнего населения, может быть, в условиях, связанных с сезонными перекочевками. Поселение Мальта располагается в долине Белой, Буреть — на главной водной артерии, Ангаре; расстояние же между ними не слишком велико, и, конечно, не могло исключать перекочевок.

Далее, при общем сходстве произведений искусства, найденных в Мальте и Бурети выделяется, например, своеобразное изделие в виде длинного стержня из рога, заканчивающегося хорошо выраженной головкой. Больше всего это изделие напоминает голову водоплавающей птицы. В Мальте, как известно, были найдены изображения летящих водяных птиц, повидимому гусей или гагар.

В Мальте найдено тринадцать или четырнадцать изображений стилизованных птиц, найденных во время раскопок 1956-1957 годов, в жилище справа от очага, на мужской половине.

Стилизованные изображения птиц с длинными змееподобными шеями,  изготовлены из мамонтовой слоновой кости и, хотя их размеры неравны — наибольшие размеры 150 мм и наименьшие 50 мм по своей форме и стилю они чрезвычайно однородными. Голова птицы-змеи имеет ромбовидный контур, на вытянутой шеей соединяется с головой змеи.

Возможно, что это лишь часть крупного скульптурного изображения птицы, имевшего деревянное туловище и голову, вырезанную из рога северного оленя.

Такие крупные изображения, согласно этнографическим данным, характерны были для могил шаманов и для общеродовых культовых мест — „святилищ» или „мольбищ» лесных племён Сибири. Изучение этих изображений намечает выход в область исключительно интересных и ещё ни разу по сути не затронутых в увязке с археологическими фактами представлений о птицах в фольклоре Сибири.

Неожиданным было открытие в Бурети в 1939 г. в культурном слое маленьких, очевидно специально подобранных, плоских галечек из темнозелёного нефрита или благородного змеевика. Но еще интереснее оказалась находка миниатюрного нефритового диска с бесспорными следами пришлифовки. Известно, что одной из наиболее характерных особенностей байкальского неолита является широкое применение нефрита для выделки орудий и украшений.

Диск из Бурети напоминает миниатюрные кружки из камня и кости, встречающиеся в верхнепалелитических поселениях Сибири (Афонтова гора, кружок из агальматолита) и на Западе; но материал этого диска показывает, не только знакомство с нефритом и первые попытки обработать этот камень, почти не поддающийся обычным для палеолита техническим приемам — оббивки и ретуши, но и техники обработки камня, восходящей к очень отдаленному времени. Самый древний каменный браслет найден на Алтае. В этом можно видеть новое свидетельство в пользу генетической связи между палеолитической и неолитической культурой Сибири.

Исследования в Бурети не только указывают на высокий уровень развития и сложность палеолитической культуры в Сибири, но и вновь настойчиво выдвигают проблему взаимоотношения древнейшей культуры палеолита с более поздними её звеньями. Теперь ясно, что говорить об „архаичности» культуры сибирского палеолита в целом нельзя. Такая формулировка должна быть снята, прежде всего, по отношению к самым ранним памятникам, к Мальте и Бурети. Здесь-то как раз и нет элементов, накладывающих отпечаток архаизма на каменный инвентарь остальных стоянок, начиная с Афонтовой горы (нижнего горизонта) и кончая памятниками, уже смыкающимися во многом с неолитом (позднейшие палеолитические стоянки на Енисее, Усть-Белая, Ушканка, Бадай около Иркутска).

При внимательном анализе можно, наконец, обнаружить в мнимо-архаичном, якобы „пережиточном», инвентаре поздних памятников признаки дальнейшего своеобразного развития, которое охватывает огромную территорию, от Енисея до бассейна реки Жёлтой.

Продолжение работ в Сибири, очевидно, поможет глубже уяснить эти вопросы, встающие на данном этапе исследований, и вызовет новые, ещё более интересные и существенные для изучения отдаленного прошлого Азиатской части СССР.

По материалам статьи