Морские походы скифов Северного Причерноморья на римлян в 256-257 гг.

А.М. Ременников. Борьба племён Северного Причерноморья с Римом в III веке.
Начало морских походов в 256-257 годах.
Вторжение придунайских племён в район Пропонтиды в 258 году

Войны скифов с Римом в 250—260 годах привлекли внимание почти всех историков, изучавших историю императорского периода и особенно проблемы взаимоотношений Рима с его периферией. В оценке этих войн и их характеристике буржуазная историческая наука так и не смогла прийти к единому взгляду. Это относится и к проблеме «морских походов» против римлян, развернувшихся в период наивысшего обострения кризиса III века. Вопрос сводится, прежде всего, к определению времени этих походов, а затем и их предпосылок. Б. Раппапорт1 относит все морские походы ко времени Валериана и Галлиена, но  Т. Моммзен, Феликс Дан, и Альфёльди считают возможным утверждать, что уже в начале 50-х годов н.э. начались частые морские набеги скифо-сарматских племен.

Подобный довольно распространенный взгляд нашёл своё самое яркое выражение в труде Моммзена, где он развивает идею о том, что ещё при Деции готы опустошили малоазийские греческие острова и Памфилию, а при Требониане Галле разгрому подвергались все более и более широкие территории Малой Азии. Мнение Моммзена и некоторых других, солидарных с ним учёных, является совершенно необоснованным. Так, для описания морских походов, имевших якобы место ещё во времена Деция, Моммзен целиком базируется на одном весьма беглом замечании Аммиана. По Аммиану этом отрывке говорит безусловно о походе 269—270 годов, что подтверждает и приводимая им цифра скифских судов, принявших участие в этой войне, и остальные его детали.

Ничуть не меняет положения то, что в рассказе Аммиана имеется упоминание о гибели Дециев, ибо в своем экскурсе Аммиан Марцеллин вовсе не стремился к точному хронологическому изложению событий. Цель его была совсем иная — бегло, но ярко доказать своим современикаам, что и в прошлом внешние враги наносили империи тяжелые удары. И, наконец, совершенно непонятно, почему древние авторы, с таким интересом отнесшиеся к войне 250—251 годов, ни слова не говорят о том, что наряду с сухопутной войной шла ещё и огромная морская война.

Таким образом, возможность каких-либо морских походов во времена Деция — совершенно отпадает. Гораздо более сложен вопрос о реальности или нереальности морских походов в период правления Требониана Галла. Зосим и Зонара, рассказывая о военных событиях 252—253 годов, тут же приводят сведения и о морских набегах, прямо относя их ко времени правления Галла, причем нерадение Галла представляется Зосимом как одна из важнейших причин нападений скифов. Однако более внимательное рассмотрение данных как Зосима, так и Зонары с несомненностью приводит к тому выводу, что оба эти автора дают в указанных отрывках не что иное, как общий обзор скифских нападений на римскую империю в 50-е и 60-е годы III века. Слова Зосима о том, что «ни один из народов подвластных римлянам, не уцелел от этих [нападений]», его утверждение о «взятии скифами всех не укрепленных и большей части укрепленных городов» ясно свидетельствуют именно о таком обзорном характере его рассказа, носящего при том следы явной риторики. Важно отметить, что большая часть событий, упомянутых в обзоре, нашла своё более детальное и конкретное описание и у самого Зосима и у других писателей — SHA и Иордана. Взятие Эфеса Vita Gallieni (VI, 2 и lord., XX, 107) относят уже ко времени правления Галлиена; также датируют и поход в Галатию и Каппадокию Vita Gallieni, (XI, 1; Syncell., 1, стр. 716). Наконец, если Зосим экспедицию в Вифинию (258 году) называет вторым морским походом, то тогда непосредственно ему предшествовавший поход на Питиунт и Трапезунт в 255—257 годах  был первым морским походом; но раз это так, то как же Зосим, а вернее его источник Дексипп, могли обойти в своей «нумерации» крупнейшие морские походы 252—253 годов?

Таким образом, взгляд Моммзена по вопросу о начале морских походов оказывается совершенно необоснованным данными источников. Источники дают яркое представление о том, как народы Причерноморья лишь постепенно, преодолевая большие трудности, освоили морское дело и расширили сферу своих морских походов. То было дело многих лёт и его невозможно объяснить тем, что морские набеги на Понте Эвксинском (Чёрное море) в сущности никогда не прекращались — и масштаб и характер морских походов 50—60-х годов III века н. э. резко отличался от простых пиратских нападений. Излагая предпосылки этих морских походов, многие буржуазные учёные сводят всё преимущественно к появлению на берегах Чёрного моря новой волны германских переселенцев, ищущих добычи и мест для поселения. Среди этих германских переселенцев, «отважных и неукротимых», особенно большая роль принадлежала «германцам-герулам», переселившимся с балтийских берегов и в силу этого хорошо знакомым с морским делом. Из других факторов отмечается лишь упадок римской империи,  ослабление правительственной власти, который «сказался, естественно, прежде всего в дальнейшем упадке морской полиции» . Но если ссылки па слабость правительства и «упадок» морской полиции в какой-то, пусть в незначительной степени, отражают реальное положение вещей, то упорное выдвижение германцев как организаторов морских походов и их ведущей силы является совершенно необоснованным.

Источники с неопровержимостью показывают, что инициаторами и организаторами первых морских походов были не готы, но племя боранов, не германское племя, ибо источники ни слова не говорят об их германском происхождении. Быть может, бораны идентичным с бурами или булонами Птолемея, но наиболее верным представляется, однако, их отождествление с борусками. Таким образом, боран, борун или боруски было какое-то скифо-сармато-аланское или славянское племя.

Что же касается герулов, то безусловно им принадлежала крупная роль, на некоторых этапах даже ведущая, но нет никаких оснований считать, что герулы побережья Азовского моря идентичны с герулами Балтийского побережья. Источники сообщают о переселении готов, вандалов, но ничего не говорят о переселении герулов. Но зато Стефан Византийский определенно указывает на то, что герулы — «народ скифский»; по Иордану, этот народ населяет болотистые места в так называемой «Hylaia». Поэтому вполне обоснованной кажется гипотеза А. Д. Удальцова, который считает герулов коренным населением Меотиды. Возможно, что этот термин, появившийся в более позднее время, носил обобщающий характер, охватывая не одно какое-нибудь племя, но ряд племён по Меотиде, в том числе племя боранов, о которых в 60-е годы уже ничего не слышно.

Конечно, в морских походах принимали участие и готы, но вместе с другими племенами Причерноморья; морские походы, как и предшествующие войны 230—240 годов, носили также коалиционный характер: среди их вождей встречаются иногда чисто славянские имена. Сам Моммзен вынужден признать это, говоря:

«В числе этих народов встречаются и готы, однако, поскольку дело касается морских походов в собственном смысле слова, о которых имеются довольно точные сведения, участия в них готов не было особенно значительным: эти походы, собственно говоря, было бы правильнее называть не готскими, а скифскими». (Моммзен. История Рима, т. V, М., 1949, стр. 211)

Морские походы стали возможны лишь в силу тех больших успехов, которые уже одержали племена Северного Причерноморья в борьбе с Римом. К ним относится, прежде всего, разгром римской армии под Абриттом, оккупация Дакии и овладение всём побережьем Чёрного моря в его северной и северо-восточной частях. Крушение римского владычества сопровождалось захватом скифами плацдарма и баз, снабженных плавучими средствами, которые и использовались в ходе их морских экспедиций. Важнейшей предпосылкой морских походов было также активное участие в борьбе восточных племен Причерноморья (бораны, герулы и др.), которые явились инициаторами и ударной силой морских походов.

Тысячекилометровые пространства суши отделяли их от римских границ на Дунае, гористый Кавказ— от Малой Азии; перенесение войны на море не только компенсировало эти огромные географические минусы, но и открывало новые, блестящие перспективы. Силы скифо-сарматских племён, раньше лишь эпизодически участвовавшие в борьбе на собственно римской территории, теперь смогли получить значительно более полное применение. Наконец, вся внешняя и внутриполитическая обстановка, сложившаяся в Риме в 50-е годы III века, в высшей степени способствовала развертыванию этой новой формы борьбы. Почти все римские регулярные войска были отозваны на Рейн и на Евфрат, которые считались у римлян главными фронтами огромной борьбы. Защита малоазийеких и греческих провинций была предоставлена главным образом местным ополчениям—недисциплинированным и мало обученным. Критическое положение римской империи и крайний упадок её экономики, как и следовало ожидать, сказались на состоянии римского флота, некогда безраздельно господствовавшего на Чёрном море. Хотя в середине III века н. э. и встречаются некоторые упоминания о римском флоте в западных районах Чёрного моря, но он никак но проявил себя в период целого ряда крупнейших морских походов и фактически долгое время не участвовал в войне.

Первый морской поход причерноморских племён, то были, как указывает Зосим, бораны, был направлен на Питиунт — крайний опорный пункт римлян на западном побережье Кавказа. Получив от боспорцев суда, бораны добрались до Питиунта и смело напали на него. Однако город был хорошо укреплен, а во главе его гарнизона оказался мужественный и энергичный командир Сукцессиан, успешно отразивший нападение боранов и даже пытавшийся преследовать их. Нападавшие оказались в очень трудном положении. Уверенные в успехе, они отослали обратно корабли боспорцев и теперь им грозила опасность быть отрезанными от моря и истребленными римлянами, тем более что гарнизон Питиунта мог легко получить подкрепления не только из Диоскуриады и Фасиса, но из-за самого Трапезунта.

«Скифы, — пишет Зосим, — опасались, что гарнизоны соседних крепостей могут узнать о создавшемся положении, соединиться с солдатами из Питиунта и полностью их истребить». (Zоsim., I, 31, 1)

Скифов спасла здесь, как и во многих других случаях, их инициатива и смелость. Они захватили в окрестностях Питиунта достаточное количество кораблей и, преодолев большие опасности, все же достигли родных берегов.(Zоsim., I, 31, 1) Однако первый морской поход окончился полной неудачей; потери боранон были очень велики. В довольно ясном рассказе Зосима, описавшего эту первую экспедицию, вызывает некоторое недоумение лишь его замечание о какой-то «великой опасности», которую претерпели скифы на их обратном пути. Вряд ли это было преследование со стороны римских кораблей, ибо Зосим ничего не говорит об этом,  к тому же ничего не известно о присутствии в этих районах какой-либо морской флотилии, видимо, это были морские бури, вызванные норд-остом.

Отправным пунктом для датировки первых морских походов служит беглое, но исключительно важное замечание Зосима. Рассказав о неудачном рейде скифов на Питиунт и надеждах граждан на то, что нападение не повторится, он продолжает:

«Но после того как Валериан отозвал Сукдессиана [коменданта Питиунта] к себе и назначил начальником преторианцев, чтобы с его помощью привести в порядок антиохийские дела,… скифы вновь взяли суда и совершили переправу» (Zоsim., I, 31, 1).

Речь здесь идёт о том времени, когда Валериан, после падения Антиохии, поспешил на Восток и занялся здесь восстановлением города и подготовкой к отражению нового персидского вторжения. Но поскольку падение Антиохии, судя по хронике Малалы, произошло между 1 октября 255 года и 30 сентября 256 года, а вероятное всего, именно летом 256 года — игры, о которых упоминает Аммиан, были олимпийскими, то Валериан прибыл на Восток, как считает большинство авторов, в конце 256 года. Лишь после освобождения Антиохии он в целях её восстановления и призвал сюда Сукцессиана, отличившегося перед тем смелой защитой Питиунта. То был уже, очевидно, 257 год, а само прибытие Сукцессиана в отдаленную Антиохию последовало не ранее, чем весной 257 года. Отъездом Сукцессиана, по мнению Зосима, и воспользовались скифы для нового нападения на римские владения.

Тогда датой второго похода скифов будет 257 год, первый же неудачный поход приходится на предшествующий 256 год или 255 год. Неудача первого морского похода не обескуражила скифские племена Меотиды. Уже в следующем году — также летом — они двинулись в новый, несравненно более значительный поход, направленный на Трапезунт. И об этом походе, как и о следовавшем за ним, рассказывает детально лишь один Зосим, но о внутреннем положении в Малой Азии в период морских экспедиций дошли замечательные свидетельства современника событий— епископа Неокесарии Григория Чудотворца.

Во втором походе скифы вновь воспользовались судами и экипажами боспорцев, но, однако, на этот раз они полностью учли ошибку предшествующего года и не только не отпустили боспорские суда, но и получили в своё распоряжение новые корабли и опытных гребцов и надежные промежуточные базы Боспорского царства. Минуя Питиунт и Диоскуриаду, они приблизились к Фасису, городу и порту, расположенному на ближайших подступах к Трапезунту. Но Фасис, к которому их влекли богатства его храма, взять не удалось, и они вынуждены были повернуть обратно на север, с тем чтобы попытаться взять Питиунт (Zоsim., I, 32, 3). В городе в то время уже не было Сукцессиана, отозванного, как уже упоминалось, Валерианом в Антиохию; горожане, возможно, не ждали столь быстрого возвращения новых сил противника, и Питиунт попал в руки скифов. Гарнизон Питиунта был истреблен. «Без малейшего затруднения взяв это укрепление и вырезав бывший в нём гарнизон, они двинулись дальше» (Zоsim., I, 32, 3.)

Взятие Питиунта сыграло большую роль в дальнейшем развития военных действий. В руках боранов оказалась теперь хорошая промежуточная база, обладавшая не только мощными укреплениями, но и прекрасной гаванью. Еще большее значение имело то, что здесь они захватили значительное количество судов. К «варварам» добровольно, присоединилось и немалое число опытных гребцов. Эти суда и экипажи скифы использовали для дальнейших военных действий против Трапезунта и прилегавших к нему районов.

Трапезунт был значительным малоазийским центром, богатым и густонаселенным городом, снабженным хорошей гаванью. Понятно поэтому, почему именно на него и был направлен главный удар причерноморских племён. Однако овладение городом было делом чрезвычайно трудным. Он был укреплен двумя мощными стенами, к ого постоянному гарнизону перед лицом «скифской угрозы» было добавлено десятитысячное подкрепление. (Zоsim., I, 32, 2). Время, которое потеряли «скифы» в своих попытках укрепиться на Кавказском побережье, могло быть использовано для усовершенствования обороны города, и они вновь оказались перед лицом, если не поражения, то во всяком случае — крупной неудачи. По словам Зосима, у нападавших даже исчезла надежда взять город. (Zоsim., I, 32, 2. ) Но тут в полной мере проявили себя факторы, которые свели на нет, казалось бы, непреодолимые преимущества римской обороны. Уже отмечалось, что римляне считали для себя более важным персидский фронт и именно сюда брали лучшие силы и лучших командиров; доказательством этого служит отозвание из Питиунта коменданта крепости Сукцессиана.

Оборона Трапезунта находилась в руках второстепенных частей и городского ополчения. Но несравненно большее значение для успеха скифов имели протестные движения низов местного населения против засилья римлян, развернувшееся во время вторжения скифов. Об этом движении даёт нам представление свидетельство епископа Неокесарии Понтийской Григория. Епископ Григорий, узнав о сочувствии народных масс «варварам» и об их активной поддержке вторжения «готов» и боранов, направил послание епископу Трапезунта. В своих посланиях Григорий с величайшей ненавистью отзывается о тех жителях Понта, которые перешли на сторону «готов». Он заклинает «заблудших» опомниться, грозит им всеми земными и небесными карами. Из посланий епископа Григория видно, что рабы и колоны захватывали собственность богачей, производили нападения на их поместья и т. д. Борьба между низами населения и господствующей верхушкой достигла большой остроты. Несмотря на всю сложность обстановки, крупные землевладельцы соседних с Трапезунтом областей, использовали войну в своекорыстных целях, удерживая «у себя в неволе некоторых пленников, спасшихся от врага». Это, разумеется, также ослабляло оборону империи.  Бедняки и рабы вливались в отряды готов и боранов, служили им в качестве проводников, беспощадно расправлялись со своими угнетателями:

«А тем, которые в плену присоединились к варварам и вместе с ними нападали, забыв что были понтийцами и христианами, и ожесточились до того, что убивали своих единоплеменников или палками или через повешение, а также указывали дороги и дома незнакомым с местностью варварам — таковым должно преградить вступление в число верующих» (Gregor. Thaumaturg., стр. 1040).

Хотя христианская верхушка целиком разделяла взгляды и настроение епископа Григория, христианские низы продолжали слою борьбу и многочисленные грозные послания не дали ожидаемого эффекта. При подобной позиции низов населения обстановка радикально менялась в пользу скифов, которые могли на месте получать подкрепления, проводников и разведчиков, тогда как правительственные войска не имели пи прочного тыла, ни обеспеченных коммуникаций. Правда, мы не имеем столь же подробных сведений о положении в самом Трапезунте, осажденном скифами. Но вряд ли настроение низов городского населения было иным, чем у рабов и колонов окружающих местностей. Это, конечно, крайне ослабляло оборону города, вселяло в среду его защитников настроения пессимизма и безнадежности. Во всяком случае источники свидетельствуют о разложении гарнизона Трапезунта. Зосим рассказывает, что защитники города предались всевозможным развлечениям и пьянству; дело дошло до того, что прекратилась даже охрана городских стен (Zоsim., I, 32, 2. ). Осаждавшие заметили это и ночью поднялись на стены по заранее запасенным бревнам. Сначала то были, судя по рассказу Зосима, незначительные группы, использовавшие для подъёма наиболее доступные участки стен, затем были открыты городские ворота и в город вторглась основная масса скифов. Гарнизон Трапезунта, без всякой попытки сопротивления, устремился к противоположным воротам; части удалось спастись, но многие были перебиты. «Варвары» стали хозяевами огромных богатств и захватили в плен массу людей, так как в Трапезунт, надеясь на его неприступность, сбежалось много населения из соседних с ним районов. «Взяв город таким образом, варвары овладели бесчисленным количеством сокровищ и пленных» (Zоsim., I, 32, 2. ). Разрушив в Трапезунте храмы и наиболее выдающиеся строения, уничтожив все ценное и опустошив всю окрестную область, скифы со множеством судов вернулись на родину. Хорошая погода, стоявшая почти все лето 257 года, облегчила им обратный путь.

Морской поход 257 года имел большое значение дли борьбы скифов с Римом. Он нанес жестокий удар по важнейшему центру противника на противоположном берегу Чёрного моря. Этим походом открылось новое, крайне опасное для римлян направление борьбы: морские рейды скифов распространяются отныне и на провинции Малой Азии. Поход 257 года дал в руки племён Μеотиды многочисленный флот, обогатил их драгоценным опытом, и, что самое главное, указал всем причерноморским народам на возможность и эффективность морских походов. Блестящий успех племен Меотиды воодушевил соседние причерноморские племена для нового похода против римской империи.

«Когда соседние скифы увидели привезенные богатства,— рассказывает Зосим,— их охватило желание совершить подобное же, пойдя по стопам боранов» (Zоsim., I, 34, 1)

Правда, он не сообщает о том, что это были за соседи, но то могли быть лишь племена Западного Причерноморья: карпы, вестготы, бастарны и другие. Однако для них осуществление морской экспедиции представляло немалые трудности, у них не было боспорских портов и боспорского флота, к тому же жители Меотиды обладали каким-то количеством собственных судов. Морской опыт прочих скифов, несомненно, во многом уступал морскому опыту населения Меотиды. Племена придунайских районов энергично принялись за создание собственного флота (Zоsim., I, 34, 1). Строительство флота началось ещё осенью 257 года, сразу же после завершения удачного морского похода боранов, а может, еще и раньше, причём для строительства судов была использована помощь римских пленных и купцов, явившихся сюда по торговым делам.

Zоsim., I, 34, 1: «стали заготовлять суда, воспользовавшись при их постройке помощью бывших у них пленников или прибывших с торговыми целями». Суда эти в массе своей были скорее всего лодки, выдолбленные из одного дерева.

Районы, где строился флот и куда стекались скифские отряды для предстоящего похода, точно не известны; скорее всего это устье Днестра, имеющее хорошую бухту и расположенное на незначительном отдалении от римской границы. Здесь скифы могли использовать для построения флота материальные средства и знания граждан Тиры; видимо, именно в силу вышеуказанных обстоятельств Днестр служил сборным местом и для массового похода задунайских племен в 269— 270 годов. (Zоsim., I, 34, 1)

На этот раз главный удар скифов был направлен на провинцию Понт — Вифиния. Это не было случайностью. Придунайские провинции, особенно Нижняя Мёзия и Фракия, были сильно опустошены в ходе прежних вторжений и войн; кроме того, мёзийские и фракийские города уже получили мощные укрепления, с утратой же Дакии римляне стали уделять ещё большее внимание укреплению стратегических пунктов на своей дунайской границе. Вторжение в эти области, не принося особых выгод, могло втянуть наступавших лишь в затяжные и тяжёлые операции по осаде хорошо укрепленных городов. Скифы предпочли, не углубляясь в Мёзию и Фракию, проникнуть в районы слабо защищенной Пропонтиды.

Понт и Вифиния были богатейшими римскими областями. Они обладали большими и разнообразными естественными ресурсами; наряду с земледелием, скотоводством, рыбной ловлей крупную роль в экономике этих районов играла торговля, получившая особенное развитие благодаря их выгодному географическому положению. Вместо с тем, эти области, являвшиеся естественным путем связи между Азией и Европой, были исключительно важны для Рима в стратегическом отношении, поскольку через пролив Босфор осуществлялась связь с войсками восточного фронта. Вторжение в самыее густонаселенные районы Пропонтиды, лежавшие в зоне проливов Босфор, могло принести скифам обильную добычу, а римлянам нанести тяжелый урон.

Поход народов Западного Причерноморья начался, видимо, весной 258 года. Этот поход, в отличие от рейда племён Меотиды, носил не чисто морской, а комбинированный характер: одна часть войска двигалась на судах, другая шла параллельно по морскому побережью. (Zоsim., I, 34, 2). Этот комбинированный характер похода был вызван, прежде всего, нехваткой морских судов, но возможно, и некоторым «консерватизмом», нежеланием целиком положиться на новое средство борьбы. Флот придунайских племён, сопровождаемый сухопутным войском, минуя устья Дуная, Томы, Лех и не встречая притом никакого противодействия, приближался к Боспору (Zоsim., I, 42).

Перед участниками похода возникла трудная задача, от которой зависел успех всей экспедиции: переправа через Боспор многочисленного сухопутного войска. На северной стороне Боспора была расположена крупнейшая римская крепость Византий, на южной — Халкедон; гарнизон Халкедона намного превосходил по численности скифское войско и, уже приготовившись к бою, расположился между городом и храмом на берегу моря (Zоsim., I, 34). Переправа войска по частям могла привести лишь к истреблению скифов превосходящими силами римлян, имевшими опорные пункты на обоих берегах пролива. Крупным естественным препятствием было и быстрое течение Боспора, от которого даже в более позднее время сильно страдали небольшие скифские суда и малоопытные экипажи. Из этого затруднительного положения их выручили местные рыбаки. При приближении скифов рыбаки Филеатской бухты, расположенной в устье Понта, западнее Византия, укрылись со своими судами в окружающих бухту болотах. Скифы, узнав об этом, вступили с ними в переговоры, и рыбаки добровольно согласились переправить их через пролив. 

Zosim., I, 34, 2: «Узнав, что местные рыбаки с имевшимися у них лодками спрятались в прилегающих к озеру болотах, [варвары) мирным путём привлекли их на свою сторону».

Рыбаки посадили сухопутное войско «врага» на свои лодки и начали переправу. Ещё до появления противника часть римских войск, находившихся на южной стороне Боспора, самовольно покинула римский лагерь под тем предлогом, что она намерена соединиться с полководцем, посланным Валерианом; другие же оставшиеся на месте солдаты разбежались в панике при одном известии о появлении неприятеля. Скифское войско беспрепятственно совершило переправу и в этом городе захватило много ценностей, оружия и различных припасов. Бегство римских войск и взятие Халкедона открыло перед наступающими отрядами путь вглубь страны.

После взятия Халкедона скифы двинулись на столицу Вифинии — богатый и многолюдный город Никомедию. Состоятельное население бежало в панике ещё до их приближения, унося с собой что только можно; тем не менее и здесь скифы захватили огромную добычу. Интересно отметить, что с походом на Никомедию связано имя некоего Хризогона, местного уроженца, который энергично побуждал скифов к наступлению на этот город. Послушав его совета, скифы захватили город и, удивленные массою захваченных там богатств, «всячески благодарили и чтили Хризогона, который настойчиво побуждал их идти на Никомедию» (Zоsim., I, 34).

Овладев Никомедией, скифы совершили нападения на Никою, Киус, Апамею и Прусу. Эти города, расположенные друг от друга на небольшом расстоянии и соединенные хорошей римской дорогой, один за другим попали в их руки и также подверглись разграблению. После разгрома этих городов и прилегавших к ним районов войско причерноморских племён направилось к Кизику. Оно, однако, не смогло переправиться через разлившуюся от сильных дождей реку Риндак и повернуло назад.

Скифы сожгли два самых значительных города Вифинии — Никомедию и Никою и, погрузив добычу на повозки и корабли, начали отступление на родину. Император Валериан, занятый войной с персами, так и не смог активно вмешаться в течение описанных событий. Правда, для укрепления Византия, также оказавшегося под угрозой, он послал некого Феликса; но Зосим определенно указывает, что Валериан «не решился поручить никому из своих полководцев дело отражения варваров» . Подобное поведение Валериана объясняется не только боязнью узурпации власти со стороны удачливого полководца,— «недоверием к полководцам», как выражается Зосим, но также и напряженным положением на персидском фронте, который он не хотел ослаблять. Однако события в Вифинии приняли столь серьезный оборот, что Валериан, наконец, решил сам выступить с войском на север с тем, чтобы дать отпор войску противника, без помех продвигавшемуся вглубь провинции. Но он дошёл лишь до границы Каппадокии, а затем повернул назад. Единственным результатом его похода было страшное разорение городов, оказавшихся на пути движения римской армии.

Источник