Другой Мир кельтов

Культура кельтов и нордическая традиция античности.
Н.С. Широкова.

Глава III. Религия и мифология древних кельтов.

§ 6. ДРУГОЙ МИР КЕЛЬТОВ

Что же представлял собой Другой Мир кельтов, который открывался людям в праздник Самайн?
Упоминания о кельтском Самайне встречаются в свидетельствах античных авторов, относящихся к кельтам Галлии. Валерий Максим описывал обычай, когда галлы одалживали друг другу суммы, которые будут выплачены в Другом Мире — ре-cunias mutuas, quae his apud inferos redderentur. (Valer. Max., II, 6, 10).

Похожее свидетельство встречается у Помпония Мелы, сообщающем о том, что согласно учению друидов, души вечны и существует другая жизнь у Манов (ad Manes), и что по этой причине кельты сжигают или погребают вместе с умершими вещи, принадлежавшие им при жизни, а в прошлом кельты даже откладывали завершение дел и уплату долгов до их прибытия в Другой Мир. (Pomp. Mela, III, 2, 18, 19).

По свидетельству Валерия Максима и Помпония Мелы, кельты верили в сохранение личности умершего в Другом Мире в том же облике, который может быть узнан. Этот «Другой Мир» кельтов назван apud inferos или ad Manes. Более ясно выражена и суммирована концепция о загробном мире кельтов у Лукана:

«И не тихих долин Эреба, и не глубин унылого царства Плутона ищут тени мёртвых. То же самое дыхание одушевляет их члены в Другом Мире (regit idem spiritus artus orbe alio). Смерть — это середина долгой жизни» (Luc. Phars., I, 450-8).

Тексты не дают ясного представления о том, где располагался «Другой Мир» кельтов, для обозначения которого у Лукана использовано выражение «orbe alio». Однако специалисты, занимавшиеся этим вопросом, считают, что в выражении Лукана «orbe alio» слово orbis не означает потусторонний мир, расположенный на Луне или на какой-нибудь звезде. Скорее в соответствии с обычным значением слова orbis в латинском языке императорской эпохи это «другой» район земного мира, а по кельтской концепции, потусторонняя жизнь — это продолжение земной, подлунной жизни в другой части Земли.

В отличие от скудных свидетельств античных авторов обширный материал о потусторонней стране кельтов, об их «Другом Мире», содержит ирландская мифологическая литература. Красочное, поэтическое описание Другого Мира дают, например, две саги, которые содержат в основном языческие представления кельтов: «Плавание Брана, сына Фебала» и «Исчезновение Кондлы Прекрасного, сына Конда Ста-Битв».

Эта чудесная потусторонняя страна, которая в саге о «Плавании Брана» названа Эмайн, лежит далеко за морем. Достигают её, плывя на стеклянной ладье. Как известно, стекло часто связано с образом «того света». Потусторонний волшебный остров в легендах о короле Артуре называется «Стеклянным островом».

Потусторонняя страна Эмайн в саге о «Плавании Брана» определена как далекий-далекий остров с Равниной Блаженства, вокруг острова сверкают волны моря. Это — заморская страна Юности. Люди там живут без скорби, без печали, без смерти, без болезней, без дряхлости. Невиданная красота разлита по всему этому удивительному миру:

«Прекрасна страна чудесная,
Облик её любезен сердцу,
Ласков для взора вид её,
Несравненен её нежный туман.
Взгляни на Страну Благодатную:
Море бьёт волной о берег и мечет
Драконовы камни и кристаллы;
Волоски кристаллов струятся с его гривы…
Из вечно тихого, влажного воздуха
Капли серебра падают на землю.
Белая скала у морской гряды
Получает свой жар от солнца…». (Плавание Брана, сына Фебала. — Пер. А. А. Смирнова // Ирландские саги. С. 265-266.)

Природа и весь мир чудесной страны Эмайн сверкают яркими, радостными красками:
«Богатство, сокровище всех красок
Ты найдешь в Милой Стране, прекрасновлажной…
Жёлто-золотые кони там, на лужайке,
Иные — красной масти,
Иные ещё, с шерстью на спинах,
Небесно-голубой масти...
Гулять в Стране Многоцветной,
В стране цветистой — о венец красы! —
Где мерцает белое облако!» («orbe alio» =» облако белое»)
(Плавание Брана, сына Фебала. — Пер. А. А. Смирнова // Ирландские саги. С. 265-266)

Земля этой страны плодородна, она усыпана множеством цветов. Там растут деревья с ветвями из белого серебра, на которых висят чудесные хрустальные яблоки. Здесь вспоминаются некоторые представления античных древнегреческих мифов. Аполлодор (II, 5, И) помещает яблоки Гесперид в стране гиперборейцев, с которыми иногда отождествляли кельтов.

На Равнине Игр сонм героев предается состязаниям: несутся серебряные и бронзовые колесницы. Там длится вечный пир, которого не надо готовить, пьют лучшие вина. Повсюду раздаётся музыка, сладкая для слуха:
«Сияет прелесть всех красок
На равнинах нежных голосов.
Познана радость средь музыки,
На южной, туманной Серебристой поляне». (Плавание Брана, сына Фебала. — Пер. А. А. Смирнова // Ирландские саги. С. 264.)

Если германская Валгалла является раем воинов, то Другой Мир кельтов в ирландской мифологии — это тихая гавань мира, неги и наслаждений. Иногда встречаются описания войн и битв, которые происходят в Другом Мире, но это случается тогда, когда туда переносятся человеческие привычки. Впрочем, убитые и раненые воскресают, не обижаются друг на друга и продолжают вечно пировать. Недаром Другой Мир по-ирландски назывался Сид (sid), а этимология этого слово означает «Мир».

Таким образом, все мирно, прекрасно, молодо и привлекательно в Другом Мире. Вот почему кельты так охотно шли туда. Смерть не была для них освобождением от страданий или наказанием за дурные поступки. Как мы видели, согласно Лукану, смерть была середина долгой жизни, а потусторонняя жизнь была просто более счастливым и весёлым продолжением земной жизни.

Франсуаза Леру и X. Гионварк отмечают, что самой изящной и одной из самых привлекательных и таинственных тем ирландской мифологической литературы является тема богинь или женщин из сида, приходящих на землю, чтобы увлечь в страну вечного счастья смертных мужчин, которым они отдают свою любовь. В то же время этот сюжет имеет трагический оттенок, так как такая женщина из сида — это настоящий ангел смерти, который уводит живого в страну,
из которой нельзя вернуться назад нормальным образом. (Le Roux F., Guyonvarc’h Ch. Les Druides. P. 417, 418,384)

Может быть, ярче всего драматический аспект отношений людей с Другим Миром проявляется в архаической саге «Исчезновение Кондлы Прекрасного», рассказ которой становится захватывающим благодаря строгости и лаконичности стиля, благодаря самому её безразличию ко всякому человеческому чувству. К Кондле Прекрасному, сыну короля Конда Ста-Битв, является таинственная юная женщина из сида и, стараясь завлечь его, поёт:

«Я полюбила Кондлу Красного
И зову его на Равнину Блаженства,
Где царит король победоносный —
В стране, где нет ни жалоб, ни страданья…
Пойдем со мной о Кондла с украшенной шеей,
О Кондла Красный, алый, как пламя!
Золотой венец покроет твой пурпурный лик,
Чтоб почтить твой царственный образ.
Пожелай лишь — и никогда не увянут
Ни юность, ни красота твоих черт.
Пленительных до скончания века. (Исчезновение Кондлы Прекрасного. — Пер. А. А. Смирнова // Ирландские саги. С. 265.)

Пораженный ужасом король, чувствуя грозную силу нездешних чар, обращается за помощью к своему друиду:

«Прошу тебя, о Коран, помоги мне!
Ты владеешь могучими песнями,
Владеешь могучей тайной мудростью.
На меня напала сила некая.
Большая, чем разум мой и власть моя.
Никогда ещё не являлся мне враг такой,
С той поры, как принял я власть царскую.
Ныне борюсь я с образом невидимым,
Он одолевает меня чарами,
Хочет похитить сына моего,
Песнями женскими волшебными
Вырвать его из царственных рук моих».
(Исчезновение Кондлы Прекрасного. — Пер. А. А. Смирнова // Ирландские саги. С. 256)

Ни горе короля, ни могущество друида, ни беспокоящая тайна незнакомой женщины не перевесили женской обольстительности и очарования Другого Мира. Молодой и прекрасный сын короля с краткими словами сожаления уходит навсегда.
Эти женщины Другого Мира являются чаще всего вестницами богов. Однако счастливцы, которых они уводят на Острова Блаженных, должны быть достойны божественных милостей и остерегаться ностальгии. В противном случае их может ожидать смертельный исход. Классическим примером такого развития событий является заключительная часть саги о Плавании Брана.

Брана и его спутников, которые счастливо жили в Другом Мире, тем не менее охватила тоска по родине, и они захотели вновь увидеть её берега. Когда они собрались в обратный путь, гостеприимные хозяева предупредили их, чтобы они не касались ногой родной земли. Прибыв к ирландскому берегу на расстояние голоса, мореплаватели спросили прибежавших ирландцев, помнят ли они Брана, сына Фебала. Ирландцы ответили:

«Мы не знаем такого человека. Но внаших старинных повестях рассказывается о Плавании Брана». (Плавание Брана, сына Фебала. — Пер. А. А. Смирнова // Ирландские саги. С. 272.)

Один из спутников Брана не смог противостоять притяжению родного края. Он выпрыгнул на берег, но едва он коснулся ногой земли, как рассыпался в прах. Объяснение этого факта состоит в том, что боги и вообще все обитатели сида ускользают от конечного времени, потому что они вечны и бессмертны во времени: день и ночь, век или тысяча лет имеют для них совершенно одинаковую протяженность. Неизменный закон сверхъестественного мира состоит в том, что тот, кто попадает туда, тоже выходит из человеческого времени, поэтому Брану и его спутникам, которые прожили в Другом Мире века, казалось, что прошёл всего один год. В то мгновение, когда один из них покинул мир, находящийся вне времени, протекшие века сразу же обрушились на него, и, возвращаясь в человеческое время, он погиб.

Таким образом, этот случай возвращения из Другого Времени в человеческий век даёт нам возможность понять, какой непреодолимый барьер отделяет мифическое время, которое является вечностью, от человеческого времени, при том что мифическое время упраздняет человеческое.

Характерную черту кельтского Другого Мира представляют птицы сида. Женщины Другого Мира, являясь вестницами богов, не всегда в первый раз показываются в человеческом облике. Очень часто они появляются сначала в образе птиц, особенно лебедей. Именно в день охоты на птиц две красивые молодые девушки из сида пришли за Кухулином, чтобы он отправился в Другой Мир, где его ждала Фанд, супруга бога Мананна:

«В то время как они развлекались всем этим, над озером, бывшим неподалеку от них, слетелась стая птиц. Более прекрасных птиц никто не видывал в Ирландии. Женщин охватило желание получить их, и они заспорили между собой, чей муж окажется ловчее в ловле этих птиц.
— Я хотела бы получить по одной птице на каждое плечо, — сказала Этне Айтенкайтрех, жена Конхобара.
— И мы все хотели бы то же самое, — воскликнули остальные.
— Если только для кого-нибудь будут пойманы эти птицы, то прежде всего для меня, — сказала Этне Ингуба, возлюбленная Кухулина.
— Как же нам быть? — спросили женщины.
— Не трудно сказать, — молвила Леборхам, дочь Ауэ и Адарк, — я пойду к Кухулину и попрошу его исполнить ваше желание.
Кухулин захватил всех птиц и разделил их между женщинами, каждая из которых получила по две птицы. Одной только Этне Ингубе ничего не досталось. Кухулин стал утешать свою возлюбленную.
— Так не сердись же, — сказал Кухулин. — Когда снова появятся птицы на равнине Муртемне или на Бойне, то получишь двух самых прекрасных из них.

Немного погодя над озером появились две птицы, соединенные в пару цепочкой из красного золота. Они пели так сладко, что все слышавшие их впали в сон. Кухулин тотчас же устремился на них.
— Послушай нас, не трогай этих птиц, — сказали ему Лойг и Этне. — В них скрывается тайная сила.
— Будет случай, — добавила Этне, — и ты достанешь мне других.
— Вы думаете, я не сдержу своего слова! — воскликнул Кухулин. — Не бывать этому.
—  Вложи камень в пращу, о Лойг!
Лойг взял камень и вложил в пращу. Кухулин метнул его в птиц, но промахнулся.
— Горе мне! — воскликнул Кухулин.
Он взял другой камень, снова метнул его и опять промахнулся.
— Пришла напасть на меня! — воскликнул он. — С тех пор, как владею я оружием, никогда до этого дня не давал я промаха.
Он метнул в птиц свое копьё. Оно пронзило крыло одной из них, и тотчас же обе они скрылись под водой». (Болезнь Кухулина. — Пер. А. А. Смирнова // Ирландские саги. С. 196.198-199.)

Как известно, за то, что Кухулин не узнал в птицах вестниц сида и так жестоко с ними обошёлся, он на целый год был поражен тяжелой болезнью. (Болезнь Кухулина. Пер. А. А. Смирнова // Ирландские саги. С. 196.)

Лебеди из Другого Мира поют чудесную песню. В саге «Видение Фингена», повествующей о чудесах, возвещающих царствование Конна, самого великого короля Ирландии, среди прочих упоминается и это чудо:

«Что же за чудо ещё, о женщина? — спросил Финген.
— А вот что, — ответила та. — Прилетели трижды девять белых птиц, скованных цепочками красного золота, и прозвучала над валами Тары прекрасная мелодия, так что ни горя, ни жалости, ни тоски, ни печали уж там не осталось». (Видение Фингена. — Пер. С. В. Шкунаева // Предания и мифы Средневековой Ирландии. С. 149.)

В валлийской мифологии главной обязанностью птиц Другого Мира также является пение нежной мелодии, которая усыпляет человека, исчезает всякое страдание, и ощущение времени. Жертвами злого колдовства становятся герои превращённые в лебедей, в этом проявляется магия Другого Мира, связанная с белой птицей, и её волшебным усыпляющим пением. Примером этого является трагическая судьба детей Лира, из одного сюжета валлийской мифологии. Супруга Лира Аоиф, ревнуя короля к его четверым детям от первой жены, превратила их в лебедей:

«Она пригласила детей Лира искупаться и поплавать в озере. Они сделали, как Аоиф им сказала. Но когда они вошли в озеро, она ударила их магическим друидическим жезлом и превратила в четырех прекрасных и совершенно белых лебедей.
Все четверо детей Лира обратили свои лица к молодой женщине. Флоингуала заговорила с ней, и вот что она сказала:
«Плохой поступок ты совершила, о Аоиф, и без всякой причины. Он обязательно будет отомщен, и ты погибнешь, потому что твое могущество уничтожить нас, не сильнее, чем друидическое искусство наших друзей, которые отомстят тебе…»» Угрызения совести охватили Аоиф, и она сказала:
«…Ваш голос останется вам. Вы будете петь жалобную музыку сида, под которую люди обычного мира будут засыпать. И никакая другая музыка в мире не будет лучше её. Вы сохраните ваш разум и ваше достоинство. Вы не будете опечалены тем, что превратились в птиц». (Битва при Маг Туиред. — Пер. С. В. Шкунаева // Предания и мифы Средневековой Ирландии. С.39-40.)

Одним из земных проявлений Другого Мира является божественная музыка арфы, и даже более, чем пение лебедей. У бога-друида Дагды есть арфа. В «Битве при Маг Туиред» рассказывается, как Дагда отобрал её у фоморов, которые похитили его арфу:
«Меж тем Луг, Огма и Дагда гнались за фоморами, ибо они увели с собой арфиста Дагды по имени Уаитне. Приблизившись к пиршественному покою, увидели они восседавших там Бреса, сына Элата, и самого Элата, сына Делбаета, а на стене арфу, в которую сам Дагда вложил звуки, что раздавались лишь по его велению. И молвил Дагда:

«Приди, Даурдабла, Приди, Койр Кетаркуйр, Приди, весна, приди, зима, Губы арф, волынок и дудок».  Два имени было у той арфы — Дуардабла, «Дуб двух Зеленей», и Койр Кетаркуйр, что значит «Песнь четырех углов». Арфа повиновалась призыву Дагды:
«Тогда сошла со стены арфа и, поразив девятерых, приблизилась к Дагде. Три песни сыграл он, что знают арфисты, — грустную песнь, сонную песнь и песнь смеха. Сыграл он им грустную песнь, и зарыдали женщины. Сыграл он песнь смеха, и женщины вместе с детьми веселились. Сыграл он дремотную песнь, и кругом все заснули, а Луг, Дагда и Огма ушли от фоморов, ибо желали те погубить их». (Битва при Маг Туиред. — Пер. С. В. Шкунаева // Предания и мифы Средневековой Ирландии. С. 47-48.)

Арфистом был также солнечный бог Луг (Луч), согласно той же самой саге о «Битве при Маг Туиред», прибыв в Тару, Луг подвергается трём испытаниям. Первым испытанием была игра в шахматы против короля Нуаду, и Луг выиграл все партии. Второе испытание состояло в том, чтобы возвратить на место в центре дворца, огромный камень, который Огма, покровитель литературы и ораторского искусства, выбросил наружу. Третье испытание было музыкальным:

«Пусть сыграет для нас на арфе,— молвили люди короля.
И тогда дремотною песнью погрузил их
Луг в сон, и проспали они до того же часа назавтра.
Грустную песню сыграл им воин, и все горевали да плакали.
Песнь смеха сыграл он потом, и все они веселились да радовались»

Обитатели Сида ускользают от времени, и не подвержены случайностям, имеющим место в пространстве, им подвластно любое расстояние и для них не существует преград материального характера. Когда бог мёртвых Мидир пришёл похитить королеву Этайн, супругу короля Эохайда, он свободно прошёл сквозь стены и двери, проник в тщательно охраняемый дворец:

«Тогда назначил Мидир встречу через месяц от того дня. В ту пору созвал Эохайд лучших воинов и храбрейшие отряды в Таре. Встали они вокруг Тары и внутри, а король с королевой заперлись во дворце, ибо знали они, что придёт к ним могущественнейший муж. В ту ночь сама Этайн разносила благородным ирландцам напитки, и было это одним из её великих умений. Так сидели они и беседовали и вдруг увидели Мидира, шедшего к ним по королевским покоям. И всегда-то он был прекрасен собой, а в ту ночь ещё прекрасней. Удивились тут все и примолкли, а король приветствовал его».

Затем, когда король Эохайд отказался выдать ему Этайн, но неосторожно разрешил, чтобы Мидир обнял её, бог согласился для видимости. Однако он покинул дворец, унеся Этайн через отверстие в крыше:

«Не уступлю я тебе, — сказал на это Эохайд, — пусть он обнимет тебя там, где ты стоишь, посреди дома.
— Так тому и быть, — сказал Мидир.
Тут взял он своё оружие в левую руку, а правой обнял Этайн и унёс её с собой через отверстие в крыше дворца. Устыдились тогда воины и окружили своего короля. Потом увидели они в небе над Тарой двух лебедей, что полетели в сторону Сид Фемен». (Сватовство к Этайн. — Пер. С. В. Шкунаева // Предания и мифы Средневековой Ирландии. С. 72-73.)

В саге «Рождение Кухулина», когда историческое жители северных ирландских Уладов (др.‑ирл. Ulaid — удел) в день охоты на птиц,  в праздник Самайн, они заблудились в снегу и искали укрытия, они нашли небольшой дом. В этом доме оказалось достаточно места, чтобы вместить их всех с лошадьми и колесницами:

«Пошли Конал Победоносный и Брикрен на разведку. Недолго пришлось им бродить: вскоре заметили они одиноко стоящий дом, не очень большой, с виду недавно построенный и крытый белыми птичьими перьями. Он был внутри вовсе не отделан и ничем не убран; не было в нём даже лежанок и одеял. Только задний угол был приспособлен под кухню. Не было видно в доме никаких ценных вещей и даже ничего съестного. Двое хозяев, муж и жена, сидевшие в доме, ласково приветствовали вошедших.
Конал Победоносный и Брикрен вернулись к Конхобару и другим уладам и рассказали им всё, что видели и разузнали.
— Какая польза нам идти в этот дом? Нет там ничего путного, даже пищи никакой. Да и мал он, чтобы приютить нас всех.
Всё же улады решили направиться в этот дом. Они вошли в него; все, сколько их было, поместились в нём со всеми своими конями и  колесницами, — и оказалось, что все это заняло очень мало места в доме. И они нашли там вдоволь пищи и одеял, всякого удобства и приятности, никогда ещё не случалось им лучше проводить ночь… Им были поданы всякие кушанья и напитки, по вкусу и желанию каждого, после чего они, насытившись, захмелели и развеселились»
Веселье и опьянение пирующих в незнакомом доме  продолжалось всю волшебную ночь Самайн:

«Тогда им тот же муж сказал:
— Моя жена лежит в соседней комнате и мучится, рожая. Хорошо было бы, если бы эта девушка с белой грудью, что с вами, пошла помочь ей.
— Пусть идёт, — сказал Конхобар.
Дехтире, сестра короля Конхобара, вошла в комнату, где рожала женщина. Вскоре та произвела на свет мальчика. В это же самое время добрая кобыла, что была при доме, родила двух жеребят, и юный муж подарил младенцу этих жеребят на зубок. Когда улады поутру проснулись, не было больше ни дома, ни хозяев, ни птиц, а одна лишь пустая равнина вокруг них». (Рождение Кухулина. — Пер. А. А. Смирнова // Ирландские саги. С. 110-111.)

Этот дом, такой незаметный, который никому не известен, на самом деле, был дворцом Другого Мира, изобилующим яствами и напитками, как это и подобает для празднования Самайна. В реальном мире дворца нет нигде, и улады нашли его только потому, что заблудились и временно покинули человеческие пространства и время. Когда же праздник Самайн закончился, и рассеялось опьянение вместе с уходящей ночью, чудесный дом исчез. Улады нашли потерянную дорогу, и как воспоминание о путешествии в мир богов им остались новорожденный ребёнок и двое жеребят. Таким образом, когда люди отправляются в Другой Мир, путешествие оказывается очень  коротким, потому что расстояние так же, как и время, уничтожается.

Где же находится Другой Мир кельтов? Где его искать?

По мнению писателя Лукана (Luc. Phars., I, 450-8) Другой Мир кельтов располагался на нашей Земле, это просто «другой» район земного мира, отличающийся от ойкумены (др.-греч. οἰκουμένη «заселённая» земля, от οἰκέω «населяю, обитаю»)

В ирландской саге о Бране Другой Мир назван далеким островом. Иногда ирландцы размещали Другой Мир под озерами или внутри холмов. Так, во всех мифологических тестах курган «Brú na Bóinne» переводится как (Brú =БРЮХО) «Чрево  Боинн» — «чрево белой коровы»., «Гостиница Войны» или курган Ньюгранж является резиденцией Дагды (* даго-дейвос (ДИВО)- *Dhagho-deiwos — «сияющее божество» или «БОЖИЙ ДЕНЬ«)

Франсуаза Леру и X. Гионварк полагают, что локализация ирландского сида в курганах связана с тем, что главными обитателями сида были боги, ускользающие, как известно, от человеческого пространства и времени. Поэтому, чтобы они могли быть доступны человеческому восприятию, их резиденции должны находиться в омфалах (роль которых могли играть курганы), поскольку они представляют собой места контакта этого и Другого Миров. (Le Roux F., Guyonvarc’h Ch. Les Druides. P. 281. 202)

В саге о «Плавании Брана» содержится достаточно точная географическая отсылка по поводу местоположения Другого Мира кельтов — это острова, расположенные на запад от Ирландии.
Однако целый ряд свидетельств, поставляемых и ирландскими, и античными источниками, указывают иное географическое направление, следуя которому нужно искать Другой Мир кельтов.
Птицы Другого Мира всегда прилетают с севера. Великие кельтские боги Туата де Дананн до своего прихода в Ирландию, т. е. до появления в проявленном мире, пребывают на островах, расположенных на «Севере Мира», и туда же они уходят, когда их изгоняют из Ирландии сыновья Миля.

Друиды вынесли свое тайное, эзотерическое знание с тех же самых островов на «Севере Мира». Более точное представление о них, а тем самым о расположении Другого Мира кельтов на севере дают на этот раз античные тексты. Как было показано в I главе «Формирование нордической традиции», острова на «Севере Мира» — это условное обозначение северного побережья Галлии, Британских островов и северного островного окружения Британии. Некоторые античные авторы полагали, что кельты помещали Другой Мир куда-то в эти места, по крайней мере, туда устремлялись, по кельтским верованиям, души умерших (Claud. М Ruff. I, 123-128; Ргосор. De Bello Gotthico, IV, 20; Tzetzes. Scholia in Hesiodem).

Самым поразительным из островов на «Севере Мира» была Ultima Thule, принадлежавшая, как мы видели, и реальной, и сакральной географии. Даже реалистическая традиция античности о Туле, рассматривавшая её как реальный остров, расположенный на севере Европы и открытый Пифеем в IV веке до н. э., содержала, помимо личных наблюдений Пифея, сведения, полученные им от его информантов -кельтов, которые рассказали о далеком северном острове, когда он находился в Шотландии. В основе же идеализирующей традиции античности о Туле лежат, по всей вероятности, как раз кельтские легенды о Другом Мире. В описании чудесного сказочного острова Огигии, которое приводит Плутарх в своём трактате «О видимом лике луны», можно узнать, с одной стороны, Туле Пифея, а с другой — характерные черты кельтского Другого Мира — Сида ирландских источников (Plut. De facie in orbe Lunae, 26).

На то, что Другой Мир кельтов надо искать в северном направлении, указывает группа античных текстов, в которых содержатся сведения о северном происхождении кельтов. Во-первых, это известный текст Аристотеля:

«Это не храбрость — противостоять странным вещам вследствие невежества…; это не храбрость также, если кто-либо понимает, как велика опасность, противостоять ей вследствие пылкости, как когда кельты берут оружие, чтобы атаковать волны». (Arist. Ethic. Eudem., Ill, 1, 25).

Затем идёт имеющий большое значение текст Страбона:

«Не прав также и тот, кто сообщает, что, упражняясь в бесстрашии, кимвры выступают с оружием против наводнений, а кельты терпеливо позволяют затоплять свои дома и затем снова отстраивают их и что у них, как сообщает Эфор, больше погибает людей от воды, чем из-за войны. На самом же деле регулярность наводнений и то обстоятельство, что местность, подвергающаяся наводнениям, была известна, не допускают подобных нелепостей. Но так как это явление происходит каждый день и притом дважды, то как же можно поверить, будто кимвры ни разу даже не заметили, что прилив и отлив — это естественное и безвредное явление, имеющее место не только в их стране, но и повсюду на океанском побережье. Но и Клитарх не прав. Ведь он говорит, что всадники, увидев наступление. Хотя кимвры были племенем германского происхождения, но эта группа включала и кельтские элементы моря, скачут прочь, а во время бегства их едва не поглощают волны. Нам известно, что, во-первых, прилив движется не с такой быстротой, море подступает незаметно; во-вторых, то, что происходит ежедневно и что ещё издали поражает слух тех, кто приближается к морю (даже прежде чем увидеть), не может внушить такого страха, чтобы заставить людей бежать, как если бы это случилось совершенно неожиданно» (Strabo, VII, 2, I; Страбон. География. — Пер. Г. А. Стратановского. Москва, 1964.)

Как было показано в главе II «Северный вариант кельтской прародины» свидетельства Страбона содержат реальные географические и топографические сведения, хотя и достаточно смутные о катастрофах,
происходивших на северо-западе Европы, когда внезапные приливы или ураганы были сильнее, чем обычно. Основываясь на этих текстах, К. Жюллиан помещал прародину кельтов на Фризские острова, побережья Фрисландии и Ютландии. Он считал, что традиции, которые прослеживаются у друидов об исходе кельтов с севера, можно доверять, поскольку это была начальная и важнейшая глава национальной истории, её жрецы и поэты кельтов не могли забыть.

Жюллиан справедливо полагал, что поэмы друидов, кроме рассказов национальной истории кельтов, содержали также сюжеты кельтской мифологии.  Жюлиан первым высказал предположение, что традиция, повествующая о кельтах, идущих с оружием в руках против волн моря, чтобы найти в них смерть, может объясняться желанием соединиться с близкими, находящимися в Другом Мире. (Jullian С. L’histoire de la Gaule. V. II. P.126.)

Таким образом, по мысли Жюллиана, античные тексты о северном происхождении кельтов, кроме реальных географических сведений, содержали представления кельтов о потустороннем мире, который они помещали на севере Европы так же, как и свою прародину.
Эта мысль Жюллиана была подхвачена и плодотворно развита Франсуаза Леру и X. Гионварком. Они полагают, что сквозь наивный рационализм Страбона легко просматривается мифический мотив. Они подобрали к тексту Страбона любопытную параллель — несколько строф из ирландской поэмы начала IX века «Старуха из Беара», в которых без конца повторяется навязчивая тема прилива и отлива, вызывающая образы смерти и тоски:

«Отлив пришёл ко мне, как море;
Старость меня окрасила в жёлтый цвет,
И в то время как я скорблю,
Она радостно приближается к своей добыче.
Три волны
Приближаются к крепости Ард Руиде:
Волна воинов, волна лошадей,
Волна борзых сына Лугайда.
Волна прилива
И вторая, волна отлива;
Они обе приходят ко мне
Таким образом, что я их узнаю.
Это прекрасно для острова в открытом море:
Прилив приходит после отлива;
Но я не жду,
Что прилив придёт,
после того, как отлив меня коснется.
Едва ли есть сегодня место,
Которое я узнаю.
Всё, что было в приливе,
Есть в отливе».

По мысли Ф. Леру и X. Гионварка, старуха из Беара — это Ирландия, несчастная и клонящаяся к упадку, вспоминающая с острой меланхолией о своём былом великолепии, но с отливом мёртвые уходят в Другой Мир. (Le Roux F., Guyonvarc’h Ch. Les Druides. P. 316-317.)
Если у Страбона этот мотив прослеживается косвенным образом, то в сообщении Псевдо-Аристотеля, которое передает Плиний Старший, он выступает совершенно отчетливо:

«К этому Аристотель добавляет…, что все животные умирают только тогда, когда их уносит отлив. Это много раз было замечено в галльском Океане, последнее справедливо и для людей» (Plin, N. Н. К. N., II, 220).

Ещё и сейчас в бретонском фольклоре душа покидает землю с отливом. Таким образом, Аристотель и Страбон перенесли в реальный мир легендарные рассказы о мёртвых кельтских воинах, которые в полном военном вооружении, на лошади, отправляясь в Другой Мир, устремляются навстречу волнам моря.
После разбора этих текстов Ф. Леру и X. Гионварк замечают в заключение:

«Есть ли необходимость уточнять, что кельтские концепции о северном или, точнее говоря, полярном происхождении традиции смешиваются с представлениями кельтов о Другом Мире и подтверждают их? Так как Другой Мир также состоит из отдаленных и чудесных островов (как и сакральные острова на «Севере Мира», откуда друиды принесли свое тайное знание — Н. Ш.). Туда отправляются с отливом; вода является дорогой в Другой Мир и одновременно представляет препятствие для достижения его. Нужен корабль для путешествия, которое длится одно краткое мгновение. А какая награда по прибытии! Друиды, люди, выбранные посланницами сида, храбрые воины — все присоединяются к богам и ускользают от случайностей и ограничений материальности и трёх измерений. Время, расстояние, болезнь, вина и смерть уже не существуют для них». (Le Roux F., Guyonvarc’h Ch. Les Druides. P. 318.)

Мрачный и унылый потусторонний мир греков не оставлял им надежды. Как полагал Ю. В. Андреев, это стало причиной индивидуальных и массовых стрессов и неврозов, которые в конце концов явились одним из главных морально-психологических факторов, приведших к застою и гибели греческую цивилизацию.
Для кельтов такой опасности не существовало. Чарующий и счастливый «Другой Мир» кельтской мифологии увеличивал жизнерадостность и бесстрашие мужественного народа. (Андреев Ю. В. Аналогия язычества или о религиозности древних греков // ВДИ. Москва, 1998. № 1. С. 134).

Далее… Глава IV. Мифология древних кельтов