Четверг , 28 Март 2024
Домой / Древнерусские обычаи и верования / Дети в крестьянской семье.

Дети в крестьянской семье.

В крестьянских семьях на Руси детей очень рано приучали к ответственности и домашнему труду. Освоение ребёнком трудовых навыков с малых лет было одновременно главным вопросом воспитания и залогом его выживания.

Когда ребенок взрослел – «входил в разум», его начинали обучать жить по-божески, по-христиански. Одним из основных законов русской семьи было правило уважать старших, не только родителей, но и просто всех стариков, потому что они прожили долгую, трудную жизнь. Крестьяне считали почитание отца и матери главной добродетелью ребёнка, от которого требовали беспрекословного послушания родителям.

Авторитет матери с отцом в крестьянских семьях был непререкаемым, и никто тогда не считал детей равными родителям. Поручения между домочадцами распределял глава семейства в приказном тоне, и никто не смел перечить ему в ответ. За успешно выполненное задание ребенка всегда хвалили и поощряли, всячески подчеркивая, что он принёс пользу всей семье.

С самого раннего возраста ребёнка приучали любить родную землю – она всех кормит, поит, одевает. «Глупа та птица, которой своё гнездо не мило» – говорилось на Руси. Детей учили по-христиански жалеть и всегда привечать нищих, убогих, калек, погорельцев, вдов, сирот. Путников, постучавшихся в дом, не гнали со двора, а давали ночлег, делились едой и теплом своего очага. «Добро творить — себя веселить» – так взрослые наставляли детей.

%d0%b4%d1%80%d0%b5%d0%b2%d0%bd%d0%b8%d0%b5-%d1%80%d1%83%d1%81%d0%b8%d1%87%d0%b8

Христианство и народная магия

С ранних лет детей приобщали к православию, читали им Псалтырь, молитвенники, рассказывали христианские предания, и жития святых. Однако, не забывали и о других важных знаниях, без которых в деревне не возможно было прожить, старшие учили младших, как не потеряться в лесу – «уберечься от лешего», учили правилам безопасности на воде, во время купания на озере или в реке – «уберечься от водяного», и то он утащит. Учили с детства, как защитить скот от падежа, защититься от собак и укусов змей, как спастись от злой лихорадки, и как зазывать весну, солнце или вызвать дождь. Все эти навыки и руководства дети приобретали в раннем детстве и запоминали в виде коротких стишков заговоров, пословиц и поговорок.

Крестьянский кодекс предписывал детям «хранить честь смолоду», что означало трудиться, не лениться, учиться, быть честным, уважать старших, иначе можешь прослыть лентяем, прощелыгой и самознайкой.

Возраст ребёнка измеряли семилетиями: первые семь лет – детство или «младенчество». Малышей до 7-летнего возраста называли «дите», «младень», «кувяка» (плачущий) и другими ласковыми прозвищами.
Во вторые семь лет у ребёнка наступало отрочество: мальчик становился «отроком», а девочка — «отроковицей». Мальчикам-отрокам шили порты (штаны), девочкам надевали длинную девичью рубаху.
После 14 лет наступала – юность. Как правило, отроки и отроковицы к 14 годам уже владели всеми необходимыми навыками для самостоятельной жизни. Мальчик становился правой рукой отца, надёжной заменой отца в домашней работе при его отлучках и болезнях, а девочка – полноценной помощницей матери.

Воспитание мальчика в крестьянской семье.

Маленькие помощницы.

Николай Некрасов
Крестьянские дети

Опять я в деревне. Хожу на охоту,
Пишу мои вирши — живется легко.
Вчера, утомленный ходьбой по болоту,
Забрёл я в сарай и заснул глубоко.
Проснулся: в широкие щели сарая
Глядятся веселого солнца лучи.
Воркует голубка; над крышей летая,
Кричат молодые грачи;
Летит и другая какая-то птица —
По тени узнал я ворону как раз;
Чу! шепот какой-то… а вот вереница
Вдоль щели внимательных глаз!
Всё серые, карие, синие глазки —
Смешались, как в поле цветы.
В них столько покоя, свободы и ласки,
В них столько святой доброты!
Я детского глаза люблю выраженье,
Его я узнаю всегда.
Я замер: коснулось души умиленье…
Чу! шепот опять!

П е р в ы й г о л о с: Борода!
В т о р о й: А барин, сказали!..
Т р е т и й: Потише вы, черти!
В т о р о й: У бар бороды не бывает — усы.
П е р в ы й: А ноги-то длинные, словно как жерди.
Ч е т в е р т ы й: А вона на шапке, гляди-тко,— часы!
П я т ы й: Ай, важная штука!
Ш е с т о й: И цепь золотая…
С е д ь м о й: Чай, дорого стоит?
В о с ь м о й: Как солнце горит!
Д е в я т ы й:
А вона собака — большая, большая!
Вода с языка-то бежит.
П я т ы й:
Ружье! погляди-тко: стволина двойная,
Замочки резные…
Т р е т и й: (с испугом) Глядит!
Ч е т в е р т ы й: Молчи, ничего! постоим ещё, Гриша!
Т р е т и й: Прибьёт…

Испугались шпионы мои
И кинулись прочь: человека заслыша,
Так стаей с мякины летят воробьи.
Затих я, прищурился — снова явились,
Глазенки мелькают в щели.
Что было со мною — всему подивились
И мой приговор изрекли:
Такому-то гусю уж что за охота!
Лежал бы себе на печи!
И видно не барин: как ехал с болота,
Так рядом с Гаврилой…— «Услышит, молчи!»

О милые плуты! Кто часто их видел,
Тот, верю я, любит крестьянских детей;
Но если бы даже ты их ненавидел,
Читатель, как «низкого рода людей»,—
Я все-таки должен сознаться открыто,
Что часто завидую им:
В их жизни так много поэзии слито,
Как дай Бог балованным деткам твоим.
Счастливый народ! Ни науки, ни неги
Не ведают в детстве они.
Я делывал с ними грибные набеги:
Раскапывал листья, обшаривал пни,
Старался приметить грибное местечко,
А утром не мог ни за что отыскать.
«Взгляни-ка, Савося, какое колечко!»
Мы оба нагнулись, да разом и хвать
Змею! Я подпрыгнул: ужалила больно!
Савося хохочет: «Попался спроста!»
Зато мы потом их губили довольно
И клали рядком на перилы моста.
Должно быть, за подвиги славы мы ждали.
У нас же дорога большая была:
Рабочего звания люди сновали
По ней без числа.
Копатель канав вологжанин,
Лудильщик, портной, шерстобит,
А то в монастырь горожанин
Под праздник молиться катит.
Под наши густые старинные вязы
На отдых тянуло усталых людей.
Ребята обступят: начнутся рассказы
Про Киев, про турку, про чудных зверей.
Иной подгуляет, так только держися —
Начнет с Волочка, до Казани дойдёт»
Чухну передразнит, мордву, черемиса,
И сказкой потешит, и притчу ввернёт:
«Прощайте, ребята! Старайтесь найпаче
На Господа Бога во всем потрафлять:
У нас был Вавило, жил всех побогаче,
Да вздумал однажды на Бога роптать,—
С тех пор захудал, разорился Вавило,
Нет меду со пчёл, урожаю с земли,
И только в одном ему счастие было,
Что волосы из носу шибко росли…»
Рабочий расставит, разложит снаряды —
Рубанки, подпилки, долота, ножи:
«Гляди, чертенята!» А дети и рады,
Как пилишь, как лудишь — им все покажи.
Прохожий заснет под свои прибаутки,
Ребята за дело — пилить и строгать!
Иступят пилу — не наточишь и в сутки!
Сломают бурав — и с испугу бежать.
Случалось, тут целые дни пролетали,—
Что новый прохожий, то новый рассказ…

Ух, жарко!.. До полдня грибы собирали.
Вот из лесу вышли — навстречу как раз
Синеющей лентой, извилистой, длинной,
Река луговая; спрыгнули гурьбой,
И русых головок над речкой пустынной
Что белых грибов на полянке лесной!
Река огласилась и смехом и воем:
Тут драка — не драка, игра — не игра…
А солнце палит их полуденным зноем.
Домой, ребятишки! обедать пора.
Вернулись. У каждого полно лукошко,
А сколько рассказов! Попался косой,
Поймали ежа, заблудились немножко
И видели волка… у, страшный какой!
Ежу предлагают и мух, и козявок,
Корней молочко ему отдал своё —
Не пьет! отступились…

Кто ловит пиявок
На лаве, где матка колотит бельё,
Кто нянчит сестренку, двухлетнюю Глашку,
Кто тащит на пожню ведерко кваску,
А тот, подвязавши под горло рубашку,
Таинственно что-то чертит по песку;
Та в лужу забилась, а эта с обновой:
Сплела себе славный венок,
Всё беленький, желтенький, бледно-лиловый
Да изредка красный цветок.
Те спят на припеке, те пляшут вприсядку.
Вот девочка ловит лукошком лошадку —
Поймала, вскочила и едет на ней.
И ей ли, под солнечным зноем рожденной
И в фартуке с поля домой принесенной,
Бояться смиренной лошадки своей?.

Грибная пора отойти не успела,
Гляди — уж чернехоньки губы у всех,
Набили оскому: черница поспела!
А там и малина, брусника, орех!
Ребяческий крик, повторяемый эхом,
С утра и до ночи гремит по лесам.
Испугана пеньем, ауканьем, смехом,
Взлетит ли тетеря, закокав птенцам,
Зайчонок ли вскочит — содом, суматоха!
Вот старый глухарь с облинялым крылом
В кусту завозился… ну, бедному плохо!
Живого в деревню тащат с торжеством…

Довольно, Ванюша! гулял ты немало,
Пора за работу, родной! —
Но даже и труд обернётся сначала
К Ванюше нарядной своей стороной:
Он видит, как поле отец удобряет,
Как в рыхлую землю бросает зерно,
Как поле потом зеленеть начинает,
Как колос растет, наливает зерно;
Готовую жатву подрежут серпами,
В снопы перевяжут, на ригу свезут,
Просушат, колотят-колотят цепами,
На мельнице смелют и хлеб испекут.
Отведает свежего хлебца ребенок
И в поле охотней бежит за отцом.
Навьют ли сенца: «Полезай, постреленок!»
Ванюша в деревню въезжает царем…

Однако же зависть в дворянском дитяти
Посеять нам было бы жаль.
Итак, обернуть мы обязаны кстати
Другой стороною медаль.
Положим, крестьянский ребёнок свободно
Растёт, не учась ничему,
Но вырастет он, если Богу угодно,
А сгибнуть ничто не мешает ему.
Положим, он знает лесные дорожки,
Гарцует верхом, не боится воды,
Зато беспощадно едят его мошки,
Зато ему рано знакомы труды…

Однажды, в студеную зимнюю пору,
Я из лесу вышел; был сильный мороз.
Гляжу, поднимается медленно в гору
Лошадка, везущая хворосту воз.
И, шествуя важно, в спокойствии чинном,
Лошадку ведёт под уздцы мужичок
В больших сапогах, в полушубке овчинном,
В больших рукавицах… а сам с ноготок!
Здорово, парнище!— «Ступай себе мимо!»
— Уж больно ты грозен, как я погляжу!
Откуда дровишки?— «Из лесу, вестимо;
Отец, слышишь, рубит, а я отвожу».
(В лесу раздавался топор дровосека.)
А что, у отца-то большая семья?
«Семья-то большая, да два человека
Всего мужиков-то: отец мой да я…»
Так вон оно что! А как звать тебя?— «Власом».
— А кой тебе годик?— «Шестой миновал…
Ну, мертвая!» — крикнул малюточка басом,
Рванул под уздцы и быстрей зашагал.
На эту картину так солнце светило,
Ребёнок был так уморительно мал,
Как будто всё это картонное было,
Как будто бы в детский театр я попал!
Но мальчик был мальчик живой, настоящий,
И дровни, и хворост, и пегонький конь,
И снег, до окошек деревни лежащий,
И зимнего солнца холодный огонь —
Всё, всё настоящее русское было,
С клеймом нелюдимой, мертвящей зимы,
Что русской душе так мучительно мило,
Что русские мысли вселяет в умы,
Те честные мысли, которым нет воли,
Которым нет смерти — дави не дави,
В которых так много и злобы и боли,
В которых так много любви!

Играйте же, дети! Растите на воле!
На то вам и красное детство дано,
Чтоб вечно любить это скудное поле,
Чтоб вечно вам милым казалось оно.
Храните свое вековое наследство,
Любите свой хлеб трудовой —
И пусть обаянье поэзии детства
Проводит вас в недра землицы родной!..

Теперь нам пора возвратиться к началу.
Заметив, что стали ребята смелей,—
«Эй, воры идут!— закричал я Фингалу:—
Украдут, украдут! Ну, прячь поскорей!»
Фингалушка скорчил серьезную мину,
Под сено пожитки мои закопал,
С особым стараньем припрятал дичину,
У ног моих лег — и сердито рычал.
Обширная область собачьей науки
Ему в совершенстве знакома была;
Он начал такие выкидывать штуки,
Что публика с места сойти не могла.
Дивятся, хохочут! Уж тут не до страха!
Командуют сами!— «Фингалка, умри!»
— Не засти, Сергей! Не толкайся, Кузяха,—
«Смотри — умирает — смотри!»
Я сам наслаждался, валяясь на сене,
Их шумным весельем. Вдруг стало темно
В сарае: так быстро темнеет на сцене,
Когда разразиться грозе суждено.
И точно: удар прогремел над сараем,
В сарай полилась дождевая река,
Актер залился оглушительным лаем,
А зрители дали стречка!
Широкая дверь отперлась, заскрипела,
Ударилась в стену, опять заперлась.
Я выглянул: тёмная туча висела
Над нашим театром как раз.
Под крупным дождём ребятишки бежали
Босые к деревне своей…
Мы с верным Фингалом грозу переждали
И вышли искать дупелей.
1861 г.

Маленькие помощницы
Колыбель – прощание с невесомостью.

Оставить комментарий

Ваш email не будет опубликован.Необходимы поля отмечены *

*