Дальнейшие германо-славянские аналогии и название железа

Этногенез и культура древнейших славян.
Лингвистические исследования
Олег Николаевич Трубачев

Часть I
ЭТНОГЕНЕЗ СЛАВЯН И ИНДОЕВРОПЕЙСКАЯ ПРОБЛЕМА

ГЛАВА 6.

ДАЛЬНЕЙШИЕ ГЕРМАНО-СЛАВЯНСКИЕ АНАЛОГИИ И НАЗВАНИЕ ЖЕЛЕЗА

В последнее время много пишут о культуре металлов и о названиях металлов. Наше внимание привлекают названия железа в силу важности самого железа как металла и железного века, который, раз воцарившись в I тыс. до н.э., в сущности продолжается до сих пор и определяет культурную жизнь наших народов. О том, какой важной — датирующей — балто-славянской контактной инновацией является именно название железа, уже было упомянуто выше, о самом материале названий нам еще предстоит говорить.

Оказывается, что германцы сначала знали только бурый болотный железняк, откуда объясняется раннее германское название железа, хорошо засвидетельствованное в фин. rauta ‘железо’ (древнее заимствование из германского), далее — в др.-исл. rauði ‘железо’, ‘болотный железняк, руда, Raseneisenerz, Erz’ [42], буквально ‘красное’, ср. др.-исл. rauða ‘красный’, нем. rot, англ. red.

В принципе так же шли дела у славян. Ещё в молодости, при чтении книги Б.А. Рыбакова «Ремесло Древней Руси«, мне запомнилось указание, что славяне, Древняя Русь, не зная еще открытых позднее горнорудных месторождений и не завися даже от привозных источников сырья, начиная со скифской эпохи добывали железо в том виде, в котором оно встречалось буквально под ногами в лесной, лесостепной, болотной местности — в виде болотного железняка [43, с. 38, 123-124]. Этот источник добычи сохранял промышленное значение до XVIII в., но потом забылся, уступив место разработке горнорудных месторождений.

Однако следует помнить, что наша древнейшая терминология железа, включая название самого металла, порождена эпохой болотного железняка, потому что, забыв об этом, мы повторим ошибку историков, которые настаивают на привозных источниках сырья ввиду удаленности месторождений ископаемых железных руд, впрочем, как удостоверяют археологи, криворожские железорудные залежи разрабатывались уже в скифское время. Но, как верно сказал Б.А. Рыбаков по этому поводу, «подход к древнему производству с мерками современной нам крупной промышленности не может дать точных результатов» [43, с. 38].

Дальше требуется этимологический комментарий. Наше слово руда, слав. *ruda формально и семантически было первоначально прилагательным женского рода со значением ‘красная, бурая, рыжая’; принадлежность к женскому роду была обусловлена употреблением в составе устойчивого словосочетания — праслав. *ruda zemja ‘красная, бурая земля’ — о буром железняке. Эта исходная адъективность формы и функции *ruda поддаётся проверке на примере близкого, но самостоятельного субстантивированного употребления русск. диалектн. руда ‘кровь’, на табуистический характер которого обратил внимание Фасмер.ÆR-KRIU-FLT-KRIU-RI-ÞON-GLÆS-TÆ-PON TOL

Название крови тоже, видимо, восходит к особому двучлену *ruda voda ‘красная вода‘, иносказательно о крови.

Таким образом, применительно к древней металлургии наших предков праслав. *ruda обозначало бурую земляную породу, болотный железняк, из которого добывалось железо. До сих пор, например, в.-луж. ruda значит не только ‘руда’, но и ‘железняк, бурая земля’, н.-луж. ruda — ‘болотный (или луговой) железняк; руда из болотного железняка; сырая, бурая железистая земля’, a Ruda в качестве местного названия обозначает луг с болотным железняком [44]. Вообще у славян, в частности, восточных славян, немало местных и водных названий Ruda, Руда того же происхождения. Ясно, что слово *ruda, руда изначально относилось только к железистой, железоносной земле и к другим металлам, особенно к меди, не имело первоначально никакого отношения. «Интересно отметить, что главная масса болотных железных руд залегает именно там, где отсутствует медная руда« [43, с. 38].

В данном случае проявился независимый, но очень яркий и близкий германо-славянский параллелизм, причём — как в культурном плане (древние славяне, как и древние германцы, имели дело первоначально с железом из болотного железняка), так и в плане сходной
языковой инновации, лексико-семантического новообразования: и.-е. *roudh- ‘красный’ именно в языках древних германцев и древних славян было употреблено как обозначение болотной железной руды, болотного железняка.

Неприемлемо поэтому толкование русск. руда, праслав. *ruda как заимствования из шумер. urudu ‘медь’. Это старое и случайное сближение вызывало сомнения в общем всегда, что со стороны фонетической формы убедительно показал ещё Брюкнер:

«Ошибочно выводят название rudy ‘рыжий’ из шумерского urudu ‘медь’; гласные этого корня rŭd-, reud-, roud-) доказывают его принадлежность к арийской (индоевропейской. — О.Т.) общности, a urudu случайно звучит похоже» [45].

Несмотря на давний интерес к шумер. urudu, фигурировавшему в перечнях ближневосточно-индоевропейских лексических схождений, следует признать, что здесь всё-таки преобладали слишком беглые взгляды и кривотолки (заимствовано как культурное слово из шумерского в индоевропейские языки или наоборот — из индоевропейского в шумерский [см. 46, 47]).

Кроме совершенно недвусмысленных лингвистических показаний в пользу исконности происхождения русск. руда, праслав. *ruda, которое можно считать вполне удовлетворительно объясненным словом, против сближения *ruda-urudu говорит семантическая эволюция праславянского слова, весь культурный фон. Очевидно, что праслав. *ruda ‘болотный железняк, бурая железистая земляная порода’ и шумер. urudu ‘медь’ не имеют ничего общего между собой. Номенклатура железа, железной руды, с одной стороны, и меди — с другой стороны, явно гетерогенны, как гетерогенны и разноместны месторождения болотного железа и медной руды (о чем — выше). Нельзя считать удачными поэтому новые попытки возродить толкование русск. руда, слав. *ruda из шумер. urudu [см. 13, с. 111; 48, с. 22], тем более, что авторы этой новой попытки не добавили никаких новых конкретных лингвистических аргументов в пользу старого формального сближения и — что вызывает особенное сожаление — не уделили внимания резервам внутриславянского и индоевропейского объяснения слав. *ruda и родственных слов, о которых мы рассказали несколько подробнее выше.

Очерченный кратко эпизод германо-славянского культурно-языкового параллелизма в использовании болотного железняка и применения к этому виду железной руды местного продолжения индоевропейского обозначения красного цвета не затушевывает, однако, самобытных, различных путей дальнейшего формирования лексики железа у германцев и у славян. Здесь мы, действительно, имеем возможность говорить о свободной германо-славянской аналогии.

Положение усложнилось тем, что в игру вступил третий мощный этнос, повлиявший как на германцев, так и на славян именно в области культуры железа. Как раз на эту эпоху приходится расцвет культуры, которая, будучи этнически кельтской, получила название гальштатской по месту находки Hallstatt в альпийской части Австрии, неподалеку от Зальцбурга. Эти районы были ареной восточной экспансии кельтов, охватившей затем территориально близкие Норик [1], Паннонию, Среднее Подунавье, т.е. древний праславянский ареал, о чем с разных сторон мы уже говорили.

1. Здесь было сосредоточено производство особого сорта железа — «норикского железа» (Ferrum Noricum античных авторов), о чем специально — в цитированной нами ранее книге Альфёльди о Норике, см. [22, с. 113, 284].

Похоже, что праславяне, придя в движение под воздействием этой кельтской экспансии, увлекли кельтов за собой в Южную Польшу, на Вислу, и даже дальше на северо-восток, в Среднее Поднепровье, ср. отмечавшееся археологами наличие предположительно кельтских предметов гальштатской культуры в Поднестровье (ср. в общем там же, кстати, и кельтский топоним Καρροδοῦνον -Karrodoúnon — Каменец-Подольский), а также предметов латенской культуры в составе зарубинецкой археологической культуры Среднего Поднепровья.

Для германцев кельты также были в течение длительного времени мощным культурным соседом с юга. Это привело к ряду важных культурно-языковых заимствований, которые практически всегда шли в одном направлении: с кельтского Юга на германский Север. И германская терминология железа подпала под кельтское влияние: название металла железо германцы заимствовали у кельтов — нем. Eisen, англ. iron.

Славяне также многим обязаны культуре кельтов; опуская здесь прочие свидетельства разностороннего влияния кельтской культуры на славян (см. о них отчасти в предыдущих главах книги), упомянем о деятельности кельтов как прекрасных металлургов своего времени. Существует даже мнение, что распространение знакомства с железом, добытым из болотного, лугового железняка, — дело рук кельтов [49]. Следы железоделательного промысла кельтов находят и в Южной Польше, в непосредственной близости от современного металлургического комбината Новая Гута. Однако, в отличие от германцев, славяне не переняли у кельтов название этого металла, а образовали свое собственное, из исконно славянских элементов: праслав. *želězo, русск. железо, близкие формы этого слова есть во всех славянских языках.

Этимология славянского названия железа, которой посвящено наше дальнейшее изложение, прекрасно укладывается в эпизод культуры болотного железняка и стоит того, чтобы на ней остановиться особо. До самого недавнего времени выходят публикации со все новыми гипотезами о происхождении слав. *zelězo, тогда как давно уже имеется возможность в этом вопросе резко сократить число вероятных решений и остановиться на одном из них как единственно отвечающем требованиям языкознания и истории культуры.

Славянское название железа входит в число старых, праславянских названий семи основных металлов — золото, серебро, железо,медь, свинец, олово, ртуть, которые были известны праславянам [50]. Все индоевропейские названия металлов исключительно ареальны, и, если, например, посмотреть на них из славянской перспективы, то родственные соответствия охватывают в лучшем случае три-четыре древних диалектных группы. Наиболее распространенными при этом оказываются соответствия славянскому названию золота — в германском, диалектно — в восточнобалтийском (латышском) и, по-видимому, во фракийском, что, возможно, позволяет усмотреть территориальную близость к древнему центру добычи золота в Трансильвании. Близкие формы названия серебра объединяют славянский, балтийский и германский (несколько напоминая отношения названий золота), но это отношения не родства, а древнего заимствования.

Восточнобалтийские названия серебра восходят к архетипу *sudrab-/*sidabr-, германские — к *silubr-/*silabr- и славянские — к *sirabr-, представляя собой разные (самостоятельные) преобразования некоего исходного, вероятно, индоарийского, *śub(h)riapa ‘светлая вода’, с проведенной уже сатэмизацией и предположительной локализацией в Предкавказье, на Кубани, важном перевалочном центре при импортировании серебра с Востока на Запад, в Северное Причерноморье и Центрально-Восточную Европу.

Результаты исследования на эту тему были опубликованы мной более десяти лет тому назад, см. [51, с. 95 и сл.]. Эта работа осталась неизвестной авторам новейшего опыта о «протоиндоевропейском серебре» [52, с. 1 и сл.], хотя их вывод («...ясно, что серебро распространилось либо из Прикубанья, либо через Прикубанье в Северное Причерноморье…«) в сущности дублирует мою мысль «о кубанском происхождении восточноевропейских названий серебра» [51, с. 99]. Говорить о «протоиндоевропейском» названии серебра можно также лишь с оговоркой, что все эти названия региональны, имея, при этом в виду и названия с корнем *arg̑- ‘светлый, блестящий’, ср. диалектный характер суффиксальных производных от него: *arg̑-ent-o-/*arg̑-n̥t-o- (индоиран., арм., лат., кельт.), *arg̑-ur-o- (греч., иллир.), есть и переходные между ними типы (тохар.).

Таким образом, в отличие от золота, серебро импортировалось в Древнюю Европу извне, причем в Северной Европе вплоть до эпохи железа оно вообще отсутствовало (см. [52, с. 9] и карту там же, на с. 1, где районы распространения древнейшего серебра в Европе III—IV тыс. до н.э. находятся в основном на юг от Карпат. Известные диалектные индоевропейские прототипы названий серебра распределяются в остальном на южные: *arg̑n̥to-, *arg̑uro- и восточные:*sibrap-/*subrap- < индоар., (см. выше). Оба древних диалектных прототипа обнаруживают исходное для термина «серебро» значение ‘светлый, белый’.

В заключение экскурса о серебре представляется полезным в методологическом отношении напомнить произведённое в моей работе [51, с. 97-98] сопоставление исторической и лингвистической
моделей решения проблемы «серебро у славян». Из них первая (историческая) более близка к горизонту собственно письменной истории; излишне опирается на фактор римской торговли, европейского ювелирного и монетного дела и в итоге не может решить загадку происхождения славянского названия серебра, ключ к которой лежит не на европейском Западе, а на Востоке, и в гораздо большей древности, что давно предполагала вторая — лингвистическая модель проблемы «серебро у славян», хотя до недавнего времени не удавалось конкретизировать этот восточный источник, о котором — у нас, выше.

Встречающиеся иногда высказывания о картвельском (грузинском) происхождении славянского, балтийского и германского названия серебра совершенно невразумительны.

Вообще, разумеется, названия металлов — это культурные слова, которые вполне могут служить предметом заимствования, как и сам металл. Однако подобную возможность нет оснований чрезмерно обобщать, так как это может увести на неверный путь. Ясно, что терминология металлов обладает первостепенным значением при решении не только лингвистических, но и этнолингвистических вопросов. Не случайно, возможно, славянское название железа оказывается общим или близким с соответствующим балтийским названием металла (ср. у нас ранее о потенциальной датирующей способности этого названия в вопросе балто-славянских отношений [*]), а название меди (слав. *mědь) совершенно различно у балтов и славян, как бы сигнализируя большие различия в языковых переживаниях между теми и другими в соответствующую более древнюю эпоху — эпоху бронзы, при всей, впрочем, недостаточной ясности этимологии славянского названия меди (к диалектн. праслав.) *smědъ-/*snědъ ‘желтоватый’? Сомнительна известная этимология В.И. Абаева, выводящая слав. *mědь из иранского названия страны māda- ‘Мидия’ через греческое посредство .

*. К сожалению, та модель древних германо-балто-славянских языковых отношений, которую предложил польско-американский лингвист З. Голомб, локализующий эти и.-е. диалекты «в бассейне Верхнего Днепра и Верхнего Дона до реки Оки на севере» около 3000 г. до н.э., кроме других возможных возражений, не выдерживает как раз тестирования «аргументом железа», поскольку согласно Голомбу предки германцев, балтов и славян («предгерманцы», «предбалты» и «предславяне»), взаимно контактировавшие около этого времени, вскоре начинают мигрировать на Запад: сначала — германцы, за ними — балты и затем славяне, причем не позднее II тыс. до н.э. близкие контакты «предбалтов» и «предславян» окончательно прекращаются (Gołąb Z. Etnogeneza Słowian w świetle językoznawstwa // Studia nad etnogenezą Słowian i kulturą Europy wczesnośrednio-wiecznej / Pod red. G. Labudy i S. Tabaczyńskiego. Wrocław etc., 1987. Т. 1. S. 73).

А между тем очевидно, что у балтов и славян общим оказывается именно название такого «позднего» металла, как железо, что реально означает лишь эпоху после 1000 г. до н.э. как terminus post quem соответствующего культурно-языкового переживания и, наверное, для множества других балто-славянских ареальных схождений. Если бы в истории балто-славянских контактов все обстояло так, как себе это представлял Голомб, то мы имели бы скорее всего общее балто-славянское название такого металла, как медь в III-II тыс. до н.э.!. Но в действительности, как известно, всё как раз наоборот.

В книге Вяч.Вс. Иванова «История славянских и балканских названий металлов» читаем:

«Балт. *ghelg̑h— (лит. geležis ‘железо’, диал. жем. gelžis, латыш. dzelzs ‘железо’, прус. gelso), как и слав. ghelg̑h-, русск. железо и т.п., закономерно соответствует греч. khl̥k- > χαλκ-, что позволяет возвести данное общее заимствование к исключительно раннему времени, когда соответствующие «восточные» индоевропейские диалекты представляли единое целое. В свете приведенных данных возможной датой заимствования представляется III тыс. до н.э.» [48, с. 99].

Итак, предлагается гипотеза о заимствовании славянского названия железа из слова хаттского (малоазийского неиндоевропейского) языка ḫapalki или ḫawalki (с вероятным чтением xaflki) ‘железо’, откуда таким путём объясняется название меди — греч. χαλκός, микен. греч. ka-ko [48, с. 95, 98]. Автор подробно говорит о структуре хатт. ḫawalki, а также о структурно близких древних словах этого языка, но практически не останавливается на лингвистической характеристике интересующих нас славянских и балтийских слов. Впрочем, хаттская словообразовательная характеристика для нас тоже по-своему поучительна.

Оказывается, что слово ḫawalki ‘железо’ — это образование с префиксом ḫa-. Далее, интересно узнать, что груз. rḳina ‘железо’ и арм. erkat ‘железо’ , которые, по-видимому, действительно заимствованы на Южном Кавказе из малоазийского хаттского языка, не имеют отражений этого префикса вообще. Напомню, что и в слове барс, которое Вяч.Вс. Иванов правдоподобно объясняет как восходящее к хаттскому ḫapraššun, начальное ḫa- тоже не передается при заимствовании. После этого мы можем усомниться в том, что χαλκός является «греческой передачей хатти xaflk» [48, с. 98].

Если верно, что индоевропейцы были носителями металлургии бронзы и бронза была единственным металлом древних индоевропейцев [48, с. 32], то маловероятно постулировать неиндоевропейское заимствованное происхождение названия железа для времени, по сути предшествующего даже бронзовому веку — III тысячелетие до н.э. В эпоху, когда не было еще хозяйственного использования металлов вообще, не было необходимости в заимствовании названия железа, с добычей и применением которого познакомились едва только в I тыс. до н.э. Этот контраргумент действителен и против Мейе и его последователей, которые видели в слове *źelězo неиндоевропейское либо восточное заимствование.

Таким образом, толкование слав. *želězo из хатт. ḫapalki можно оправдать лишь верой в примат древней ближневосточной культуры (в частности, металлургии), но эти мотивы не могут нам заменить лингвистической аргументации. Названная этимология не выдерживает проверки известными лингвистическими фактами, как впрочем, и данными местной (европейской) культурной ситуации.

Слав. *želězo и балт. *gel(e)ž- элементарно не соответствуют фонетически хатт. ḫapalki/ḫawalki и не могут быть получены из него путём заимствования, ср. звонкое согласное начало в и.-е. диал. *ghel(e)g̑h-, лежащем в основе славянского и балтийского слов, при начальном [ха] в упомянутом малоазийском термине, не говоря уже о том, что, как выяснилось по вероятным параллелям заимствований из хеттского, префиксальное ḫa- при достоверных заимствованиях в другие языки не сохраняется.

Но имеются и другие веские возражения. Самым слабым местом этимологий, объясняющих слав. *želězo, русск. железо как культурное заимствование из другого языка, является то, что авторы таких этимологий всякий раз забывают нам сказать, как же они в таком случае объясняют слово железá. А это упущение, характерное, кстати, для всех старых и новых сторонников заимствования названий железа [2], можно сказать, все решает: от правильной оценки слова железá зависит (как говорят немцы: steht und fallt damit) правильный вывод о происхождении названия металла.

2. Так, например, железóй (в животном организме) совершенно не интересуется и Генри Лиминг, когда он предлагает нам свою особую этимологию слав. *želězo из первоначального сложения *žel-ěz-, где первый компонент *žel- — цветообозначение, родственное *žьltъ, желтый, а второй компонент *ěz-, «если ě (ять) — дифтонгического происхождения» (мы пытаемся показать далее, что здесь имела место долгота-продление, не совместимая с дифтонгом), связан, по мнению Лиминга, с гот. aiz ‘бронза, медь’ в том смысле, что слав. *ěz- заимствовано из гот. aiz [53]. В целом всё очень сомнительно, поскольку семантическая реконструкция *želězo как ‘желтая медь’ или ‘желтая руда’ (Лиминг) противоречит всему, что известно о металле железо и способах его номинации. Железо — это не цветной, а «черный» металл, и металлургия железа — «черная» металлургия, и это нельзя игнорировать при этимологизации названия. Сам Г. Лиминг приводит примеры именно такой номинации железа — др.-инд. śyāmam áyas, kālāyasa, ḳṛṣnāyas ‘черный, темный, темно-синий металл’, в отличие от ясного, блестящего красного металла — меди, lohitam áyas, lohitāyas, в соответствии с толкованиями М. Моньер-Уильямса и О. Шрадера, но, к сожалению, Лиминг не заметил, что этот материал противоречит его собственной этимологии и реконструкции *želězo как ‘желтая руда’.

Именно так, а не наоборот: этимологию слова железо надо начинать с этимологии слова железá. Лишь на этом пути возможен выход из тупиковой ситуации, в которую зашла этимологизация названия железа. Поскольку при этом убедительно демонстрируется случай, когда культурное слово (название хозяйственно важного металла) получается не через межъязыковое заимствование, а как бы «рекрутируется» из местной обиходной лексики, пример этот может, кажется, представить и общеметодологический, а не только узкоспециальный этимологический интерес.

Наша этимология строится, как видно, на постулате родственной связи (исторического тождества) слов железо и железá, против которой не имеет смысла спорить. Древний, очевидный характер связи слав. *želězo: *žel(e)za виден из самобытного полного параллелизма этим отношениям в литов. geležîs ‘железо’: geležuonys, geležuones мн. ‘железа (в теле)‘. Слово железá (в животном теле) среди русских словарей нашло, кажется, самое лучшее и выпуклое толкование у Даля, бывшего, кстати, не только лексикографом, но и медиком: «клубочек, зернистый снаряд, через который проходят сосуды для выработки каких-либо соков»- именно далевское толкование как более характерное. Ясно, что этимолог предпочтет недостаточно характеризующему и вместе с тем неэкономному толкованию современного четырехтомного словаря русского языка: железá — «орган у человека и животных»… . О заимствовании названия железы (животной) с Ближнего Востока не может быть и речи, в то же время родство слов железо и железá (животная) совершенно очевидно. Оно имеет свои лингвистические и культурно-исторические основания, к рассмотрению которых мы переходим.

Название металла железо производно на исконнославянской языковой почве от названия животной железы, а не наоборот. Об этом говорят все лингвистические данные, составляющие семасиологию, акцентологию и этимологию (образование) слова железо. Продуктом первичной номинации явилось значение ‘железá животного организма’; от этого термина и значения вторично мотивировано искомое нами значение ‘железо-металл’. Чтобы понять, почему состоялась эта семантическая деривация, надо учитывать неоднократно упоминаемую нами выше архаическую культурную стадию добычи и обработки болотной железной руды, болотного железняка. Прийти к такому пониманию не всегда легко, даже историков культуры и археологов озадачивала ситуация, когда они сталкивались с наличием раннего железоделательного промысла при отсутствии следов горнорудного промысла, например, в раннесредневековой Польше.

Между значениями ‘металл железо’ и ‘железá животная’ не было непреодолимой пропасти, во всяком случае — в начальной стадии: образ клубочка, комочка был использован для фигурального обозначения железа именно в том виде, в котором им впервые на ранней стадии заинтересовались славяне, и не только они одни, — в виде болотного железняка.

«По внешнему виду болотная руда представляет собой плотные тяжёлые землистые комья красно-рыжего оттенка» [43, с. 125].

Кстати, в упоминавшейся нами книге [48], где собрана масса информации о добывании и металлургии метеоритного и земного ископаемого железа, ни словом не упоминается как раз культура болотного железняка, без чего просто невозможно понять древнюю европейскую (славянскую, балтийскую, германскую) лексику железа и её истории, а без соблюдения этого условия, в свою очередь, несколько иной оказывается картина славянской языковой и этнической древности; она невольно подвергается искажению.

Принимая членение слова *žel-ězo, где ē̆z- — суффикс, а корень восходит к и.-е. *ghel-, выступающему в разных названиях шишек,камешков, желваков, кстати, о связи слова железá со словом желвак с другим суффиксом, знал уже Даль; ср. сюда *žely ‘черепаха’, русск. желвак — с расширением -ū̆-, мы тем самым во всем существенном остамся при своей давней этимологии [54]. Разумеется, сейчас многое стало яснее (культурный аспект «болотного железа«, есть ещё что добавить; так родился нынешний новый этюд по номенклатуре железа. Тогда, давно (год первой публикации — 1957), не была ещё продумана связь с названием животной железы. Попутно заметим, что нет принципиальной разницы в обозначении желваков органических (животных) и неорганических. Прочая старая литература отражена у Фасмера (см. [55, с. 42-43]), где имеется и(сомнительное) сближение с именем железоделателей тельхинов.

В плане наших изучений исключительно интересно тёмное до сих пор латинское название железа — ferrum. И здесь поиски, вероятно, следует продолжать не в направлении установления крайне сомнительного древнего заимствования ([см.56], с древнееврейскими, сирийскими и ассирийскими параллелями), а в плане реконструкции культурно-языковой ситуации, пережитой также другими индоевропейскими племенами Европы, — культуры болотного железа и его комковатой, сыпучей, земляной породы, в связи с чем наиболее вероятная реконструкция из возможных — ferrum < *fersom < *dhersom. Эта последняя праформа отнюдь не изолирована среди индоевропейского словарного состава и для неё могут быть указаны родственные формы и значения, весьма перспективные как для древней индоевропейской диалектологии, так и для культурно-исторической реконструкции, занимающей нас здесь. Так, лат. ferrum (*dhersom), по-видимому, этимологически родственно нем. Druse ‘verwittertes Erz, (откуда заимствован наш минералогический термин друза ‘группа кристаллов, сросшихся в основании‘)< герм. *drös< и.-е. *dhrös-/*dhräs-.

Очень поучительно для нас здесь тесное родство этого минерального Druse и немецкого названия животной железы — Drüse, др.-в.-нем., ср.-в.-нем. druos, ср.-н.-нем. drōse, drāse (см. [57], где даётся несколько отличная реконструкция герм. *prōs, а лат. ferrum не привлечено совсем. Между тем родство и.-е. *dher-s-om и *dhr-ōs- (с допустимыми вариациями огласовки корня и суффикса) довольно правдоподобно, и оно, к тому же, позволяет углубить дометаллическую семантику лат. ferrum ‘железо‘ в направлении, обследуемом нами на примере слав. *želězo: ‘конгломерат кристаллов; комочек’, откуда тоже лексикализовалось побочно ‘железа’ (Druse: Drüse), что определяется комочкообразным видом как соответствующей минеральной породы, так и соответствующего животного органа.

Далее, сюда же, видимо, следует всё-таки отнести такое название крупного песка, гравия, т.е. осадочных пород, как русск. дресвá, словен. dŕstev, польск. drzą-stwo, чеш. drst ‘мусор’ — из праслав. *dresva/*drьsva (это слово, обескураживающее неустойчивостью своих вариантов, например, русск. диал. гверстá, хверстъ, грествá, жерствá, жерста, сербохорв. зврст, было признано неясным у Фасмера, ср. и вторичные созвучия с явно звукоподражательными, в свою очередь, литов. gar̃gždas ‘крупный песок, гравий’, žvir̃gždas то же; по этим соображениям оно не было в своё время включено в Этимологический словарь славянских языков, что, впрочем можно сейчас пересмотреть в пользу вывода о древности особого праслав. *dresva — не из и.-е. *der- ‘драть’, а из и.-е. *dhre-s- в названиях осадка, осадочных пород ср. [58: dher-, dherə-]). В итоге мы получаем немаловажную культурно-историческую изоглоссу (изолексу), связывающую германский, славянский и латинский на уровне индоевропейских диалектов: *dhrōs- (Druse/Drüse) ‘комочкообразная порода; животная железа’ — *dhres- (дресва) ‘осадочная, крупнозернистая порода’ — *dhersom (ferrum ‘железо’ <) ‘комочкообразная порода’. Это сближение приоткрывает средствами языкознания завесу над предысторией европейской черной металлургии, каковой для ряда индоевропейских племен древней Европы была эпоха болотного железняка в районах, где, видимо, были привычны и болота, и луговые пространства (можно при этом вспомнить нашу латинско-славянскую параллель pal-ud ~ *pola voda).

Во всяком случае, не более предпочтительно (особенно в свете констатаций, выше, что железо, судя и по его разным старым обозначениям, — не «цветной» металл) спорное толкование Георгиева, который в своё время предполагал в лат. ferrum первоначальное цветообозначение *ghwel-ro-m- ‘желтоватое’ [59].

Для наших целей (этимология слова железо) не так важен дальнейший словообразовательный анализ *žel-ěz-o, сколько отношение слов железо и железá и способы выражения мотивации одного из этих слов другим. Средствами выражения мотивации железá → железо послужили (кроме семантической деривации, см. о ней выше) вокализм и акцентология. Оба слова скорее имитируют восточнославянское полногласие, причём железá и его соответствия — в большей степени (церк.-слав. жлѣза ‘glandula’, русск. диал. залозá, золозá, укр. залóза, белорусск. залоза, чеш. žláza, слвц. žlaza, болг. жлезá, сербохорв. žlijèzda, словен. žleza; в стороне остаются редукционные варианты — польск. zołza, в.-луж., н.-луж. žalza, укладывающиеся в характеристику исходной краткости, см. ниже), чем продолжения праслав. *zelězo, где «полногласие» представлено повсюду.

Но важно другое: слово железа последовательно обнаруживает более архаичный — краткий вокализм корня, т.е. праслав. *zĕ-l(ĕ)zā, с закономерным старым наконечным ударением в русск. железá, ср. сербохорв. žlijèzda [60], с правильным переносом ударения с краткого или циркумфлектированного (вин. пад. жéлезу), слога на акутовый (исконно долгий слог окончания).

В слове желéзо мы видим постоянное ударение на корне, совпадающее с долготой гласного (*želězo), что можно трактовать как акутовую долготу — продление в производном слове. Отношения *želězo < *žel(e)za напоминают при этом известный пример ворóна (акутовая долгота в производном *vṓrnā) ← вóрон (циркумфлекс *vor̃nъ), при имеющихся отличиях в деталях (в ворона: ворон представлена чистая формула tort).

Важно главное: долгота ě в *želězo инновационна (об этом догадывались и раньше, это видно и по вокализму балтийских соответствий), эта долгота носит характер деривационного продления е → ě (на этот счт ясность отсутствовала, как и насчет родства железо: железá). Дифтонгическое происхождение ě в *želězo исключается. Балтийские формы представляют последовательно краткий вокализм корня — в вариантах *gelž- и *gelež-. Весьма любопытно, что отношения между «железой» и «железом» выражены в балтийском совсем не так, как в славянском, а весьма своеобразно: на производную суффиксальную форму *gelezōn— (литов. gẽlezuonys, geležūnės) перенесено непроизводное (исходное) значение ‘железá, желвак’, а за непроизводной, исходной формой *gel(e)ž- (литов. geležîs, диалекта. gelžìs) закреплено производное, инновационное значение ‘железо’, т.е. в духе нередко встречаемой нами в старых производных автономии (разнонаправленности, анизоморфизма) деривации словообразовательной и деривации семантической.

ЛИТЕРАТУРА

42. Birkhan Н. Germanen und Kelten bis zum Ausgang der Römerzeit. Der Aussagewert von Wörtern und Sachen für die frühesten keltisch-germanischen Kulturbeziehungen. Wien, 1970. S. 141, примеч. 141.
43. Рыбаков Б А. Ремесло Древней Руси. М., 1948.
44. Schuster-Šewc Н. Historisch-etymologisches Wörterbuch der oberund niedersorbischen Sprache. Bautzen, 1985. Hf. 16.
45. Brückner A. Słownik etymologiczny języka polskiego. Kraków, 1957. S. 272-273.
46. Kilian L. Zum Ursprung der Indogermanen, Forschungen aus Linguistik, Prähistorie und Anthropologie. Bonn, 1983. S. 34.
47. Scherer А. — Die Urheimat der Indogermanen / Hrsg. von A. Scherer. Darmstadt, 1968. S. 296.
48. Иванов Вяч.Вс. История славянских и балканских названий металлов. М., 1983.
49. Bukowski Z. Celtowie // Mały słownik kultury dawnych Słowian / Pod red. L. Leciejewicza. W-wa, 1972. S. 62.
50. Mareš F.V. Die Metalle bei den alten Slaven im Lichte des Wortschatzes // RS. 1977. T. XXXVIII. Cz. 1. S. 31 и сл.
51. Трубачев О.Н. Серебро // Восточнославянское и общее языкознание. М., 1978.
52. Mallory J.P., Huld М.Е. Proto-Indo-European «Silver» II KZ. 1984. 97.
53. Leeming H. A Slavonic metal-name // RS. 1978. Т. XXXIX. Cz. 1. S. 7 и сл.
54. Трубачев О.Н. Славянские этимологии 1-7 // Вопросы славянского языкознания. М., 1957. II. С. 29 и сл.
55. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1967. Т. II.
56. Walde A. Lateinisches etymologisches Wörterbuch / Hrsg. von Hofmann J. B. 4. Aufl. Heidelberg, 1965. Bd. 1. S. 485-486.
57. Kluge F. Etymologisches Wörterbuch der deutschen Spache. 20. Aufl. Berlin, 1967. S. 145.
58. Pokorny J. Indogermanisches etymologisches Wörterbuch. Bern; München, 1959. Bd. 1. S. 251.

59. Georgiev V. Lat. ferrum, griech. χαλκός, abg. želězo und Verwandtes // KZ. 1936. LXIII. S. 250 и сл.

Далее… КОНЦЕНТРИЧНОСТЬ КУЛЬТУРНЫХ И ЯЗЫКОВЫХ АРЕАЛОВ В ЦЕНТРАЛЬНОЙ ЕВРОПЕ